«Небольшой дом» оказался настоящим родовым гнездом, построенным лет тридцать назад и пребывавшим в прекрасном состоянии. Просторная вилла терракотового цвета с черепичной крышей и широкой верандой смотрела большими окнами в ухоженный сад. Вдоль забора имения бежала узкая, слегка заросшая тропинка, по которой в считаные минуты можно было спуститься к воде. Чуть на отшибе, среди деревьев стоял деревянный коттедж, напоминающий летнюю писательскую дачу. Две спальни, крохотная кухня и уютная терраса с выдвижным брезентовым навесом, складными креслами и гамаком. Там он и поселился.

Эва помогла ему распаковать вещи, которые они по пути забрали из гостиницы.

— Я тебя пока оставлю, располагайся. У нас с Арно дела в городе.

«У нас с Арно». Они, конечно, пара, и, судя по всему, уже не первый год вместе».

Стояла тишина, хозяйский дом выглядел необитаемым. Родион по натуре не был отшельником. Его всегда тянуло в гущу событий, но сейчас он был физически измотан и даже рад возможности побыть наедине с собой. К тому же действие медикаментов постепенно заканчивалось, и под вечер боль в ребре давала о себе знать с удвоенной силой.

В сумерках к дому подъехал «Ситроен». Хлопнула дверца, в гостиной большого дома зажегся свет. Еще минут через двадцать по гравиевой дорожке прошелестели колеса машины Эвы. Она зашла в бунгало, высыпала на стол ворох упаковок с лекарствами, ампулы и одноразовые шприцы. Глядя на то, как ловко она управлялась с «походной аптечкой», Родион подумал, что для нее это явно занятие привычное. В холодильнике нашелся пакет колотого льда, который послужил ему компрессом.

— Завтра утром позавтракаем все вместе на большой веранде? Франсис очень хочет с тобой познакомиться, он очень обрадовался, узнав, что ты русский.

— Я француз. С хитро сплетенными русскими корнями, — Родион хотел было усмехнуться, но это причинило ему такую боль, что он осекся и замолчал, пытаясь перевести дыхание.

— Франсис — папа Арно, это их семейный дом. Ну и мой теперь тоже, — улыбнулась она, опережая его вопросы.

«Некрасивая, — подумал Родион. — Но сколько жизни в лице, глаза прищуренные и эти морщинки возле губ… все настоящее».

Утром за ним никто не пришел.

Немного полежав, глядя в потолок, Родион встал и начал медленно одеваться. Кое-как умывшись, сунул в карман ампулу и шприц и двинулся в сторону дома.

Сад благоухал, где-то за кустистой изгородью отчетливо слышался шум моря. Эва сидела на бортике веранды и ела грушу. На ней была синяя мужская сорочка, волосы небрежно забраны в хвост. Рядом, на плетеном кресле, вальяжно развалился Арно с дымящейся чашкой в руках. Чернявый, экспрессивный, с подвижными птичьими глазами, он что-то рассказывал, активно жестикулируя.

Родион поднялся по ступенькам и поздоровался.

— А вот и наш Робинзон. — Арно продемонстрировал ровные белые зубы.

«Речным песком он, что ли, их чистит…» — с неожиданным раздражением подумал Родион.

— Приветствую, приветствую, — из кресла поднялся невысокий мужчина лет шестидесяти. У него было круглое гладкое лицо без малейшего намека на морщины. И абсолютно седые волосы. Жестом он пригласил Родиона присесть.

Разговор завязался легко и без лишних формальностей.

Франсис Ланзони был виноделом. Он вел семейный бизнес, который передавался из поколения в поколение уже на протяжении пятидесяти лет. Теперь подходил черед нового преемника, однако Арно выбрал другую дорогу. Отец говорил об этом с досадой, но ощущалось, что конфликт уже давний и во многом исчерпал себя. Арно работал режиссером в небольшом театре в Кальви. В летний сезон его труппа превращалась в странствующих трубадуров, дававших спектакли по всей Корсике. В последние годы Эва помогала ему с подбором актеров и организацией этих многодневных туров.

— Но я не теряю надежды, что лицедейство ему надоест и он займется, наконец, мужским делом, — не боясь обидеть сына, прокомментировал Франсис. — Арно всегда был необычным ребенком. Помнится, в детстве я не раз заставал его перед зеркалом, замотанного в плед, с тюрбаном из полотенца на голове — он изображал фараона…

— Бедуина.

— Вот-вот. Бедуина. Уже тогда нужно было насторожиться. Но твоя мать вечно тебя выгораживала… — Франсис покосился в сторону рамок с фотографиями, на одной из которых была изображена молодая женщина той счастливой породы, которой все прощают.

За беседой завтрак плавно перетек в обед. Родион, незаметно для себя, успел рассказать свою семейную историю в подробностях. В глазах компании он улавливал неподдельный интерес, и это подстегивало его доставать из чулана памяти самые любопытные эпизоды. Арно оказался благодарным слушателем: он очень бурно реагировал, смеялся, запрокидывая голову и хлопая время от времени ладонью по мускулистому бедру. Эва улыбалась и была немногословна. Она незаметно ушла в дом и вскоре вернулась с подносом, на котором лежали крупные помидоры, тонкие ломтики лóнцу, несколько видов сыра. Посередине возвышалась бутылка вина.

— А-а, вот и попробуете лучший vin de pays из Алерии. Часть моих виноградников осталась там, на востоке острова, — Франсис неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. — Отец в свое время выкупил их у местных греков, хотя потом и пожалел…

— Почему?

— Двадцать лет назад нам пришлось сильно за них побороться…

Выяснилось, в семьдесят пятом в Алерии произошел конфликт националистов и властей, которые неосмотрительно отдали львиную долю аграрных земель беженцам из Северной Африки. Коренное население восприняло этот шаг как откровенную колонизацию. Новоиспеченные виноделы не стали терять время даром и принялись увеличивать объемы производимого вина, щедро добавляя в него разнообразные эссенции. Все это привело к скандалу во французской прессе и полному бойкоту местных вин. Корсиканцы, устав от бессмысленных попыток отстоять свои права, взялись за оружие, захватив один из погребов переселенцев.

— После той истории у меня в Алерии осталось только два надела, но не это главное. Когда кучку крестьян, защищающих свой исторический промысел, берет штурмом тысяча вооруженных полицейских, четыре танка, пять военных вертолетов, и на протяжении суток идет пальба, значит, власть осознает — на этом острове ей есть чего опасаться!

***

Последующие дни текли вяло и монотонно.

По крайней мере, Родиону так казалось, потому что он был предоставлен сам себе. Эва где-то раздобыла медицинский корсет, который вместе с обезболивающими позволял ему часами просиживать на веранде бунгало в удобном кресле, листая книги из гостевой библиотеки, где часто вместо закладок попадались засохшие листья и обертки от конфет. Эва вместе с Арно занималась подготовкой нового спектакля, ну а Франсис уезжал на весь день на свою винодельню.

От безделья Родион принялся делать наброски для путеводителя по острову, который, впрочем, издательство ему готовить не поручало.