знаете. Таким образом, в общении у вас также не будет никаких трудностей. В самом крайнем случае вам помогут наши драгоманы[2]. Но, думаю, этого не потребуется.

Он умолк. Молчал и я. Меньше всего мне хотелось уезжать из России, на то были веские личные причины. Но личные причины — не основание отказываться от задания.

Я не боялся, что меня разжалуют в случае отказа, но могли подумать, что я испугался опасного дела. И это при том, что я уже был известен как человек, которому сам черт не брат. Что же получается — ноблéсс обли́ж, или, перефразируя знаменитое выражение, репутация диктует нам образ действий? Выходило, что так… В конце концов, сказал я себе, дело вполне может оказаться интересным.

— Хорошо, — сказал я хмуро, — хорошо. В чем именно будет состоять моя миссия?

Глава вторая

Враг шахиншаха

Ганцзалину я велел ехать отдельно от меня. Пусть никто до поры до времени не знает, что мы — господин и слуга. На пароходе я взял ему место в каюте второго класса и велел выдавать себя за калмыка, едущего в Персию по торговым делам. Сам я, как и положено, отправился первым классом.

— За хозяином будут следить? — полюбопытствовал Ганцзалин.

— Да, — сухо отвечал я. — За мной будут следить, а ты будешь следить за теми, кто будет шпионить за мной.

Ганцзалин только молча кивнул и попятился к двери.

Отплывали мы через три дня. За это время я должен был выучить воинские уставы и подобрать себе новый гардероб. Дело в том, что в Персию я ехал не как надворный советник X, а как кавалерийский ротмистр Нестор Васильевич Загорский. Почему я взял именно такое имя? А почему бы и нет? Тем, кто меня знал, да и мне самому это созвучие показалось забавным.

Гирс предлагал мне дипломатическую должность, но я отказался. К посольским всегда много внимания, в них — часто не без основания — подозревают шпионов. К тому же, расследовать военные дела всегда удобнее военному. В числе русских инструкторов в Персии сейчас находятся полковник Генерального штаба, три офицера и пять урядников. По договору между Персией и Россией они служат там по три года. У одного из обер-офицеров как раз кончается трехлетний срок, так что я займу его место в бригаде.

О службе в армии я знал не понаслышке, шашкой владел, наездником был хорошим. Так что с этой стороны никаких неприятностей я не ждал. Меня немного волновало, что по-персидски я не говорю, но за оставшиеся дни я надеялся усвоить обиходные слова и выражения. И, кстати, рекомендовал поучить язык и Ганцзалину — хотя бы основные формулы вежливости. Тот дерзко отмахнулся, сказав, что вежливость пристала высокородным особам. Он же будет действовать среди простых людей, так что учить надо не вежливые слова, а, напротив, бранные. По его мнению, это вернейший способ возбудить к себе уважение и любовь как в России, так и в Персии.

— Ругает — значит любит, — завершил он свою речь, безбожно переврав известную пословицу.

Вообще, Ганцзалин проявляет похвальное спокойствие, чего не могу сказать о себе. Сколь бы ты ни был хорош в своем деле, иной раз попадаются задачи не просто трудные, а нерешаемые. Понять же, какая именно задача попалась в этот раз, ты можешь только после того, как решишь ее. Или, напротив, не решишь.

Пароход наш, громко именуемый «Шах», производил впечатление древнего корыта, каким и был в действительности. Он вышел из Баку и в случае особенного везения должен был не потонуть в ближайшие же часы, а доставить нас к персидскому порту Энзели.

Пока мы шли по морю, ничего интересного не случилось. Я продолжал учить персидский язык — если можно так назвать мои варварские экзерсисы. Ганцзалин же, следуя своей деятельной натуре, рыскал по всему кораблю в поисках приключений. Каковых, на наше счастье, так и не отыскал.

Стоит заметить, что при всей своей сверхъестественной ловкости мой слуга обладает даром притягивать к себе неприятности. Если бы он действовал один, жизнь его наверняка уже прервалась бы самым печальным образом. Однако его невезение обезвреживается моей удачливостью, так что в целом мы составляем вполне ординарный отряд. Когда удача особенно нужна, я стараюсь держать Ганцзалина на некотором расстоянии, хотя это его и обижает. Но дело даже не в обиде. Я уверен, что если он окажется без моей защиты, злосчастная звезда Ганцзалина просто-напросто прикончит его в самом скором времени. Именно поэтому я вынужден терпеть его рядом, иногда поругивая за неосмотрительность.

Тут к слову стоит заметить, что морские путешествия интересны только в романах. В жизни это весьма однообразное занятие, выдержать его без ущерба может разве что прирожденный моряк или влюбленная парочка. Море, которое согласно писателям всегда разное, на самом деле одно и то же на протяжении многих миль. На борту не было ни прекрасных дам, ни интересных собеседников. Некоторое развлечение мог бы доставить десятибалльный шторм, который потопил бы наше старое корыто вместе с командой и пассажирами, но этой сомнительной потехи мы так и не дождались.

Таким образом, в указанный срок мы благополучно сошли в Энзели. Строго говоря, в сам Энзели пароход не заходил, а стал на рейде. После этого пассажиров на местных лодках-кирджимах доставили к берегу. Чистая публика первого класса была недовольна, но делать нечего, приходится терпеть: сухопутный путь до Персии гораздо длиннее.

В Энзели прямо на берегу мы увидели один из шахских дворцов. К моему удивлению, это оказался просто заброшенный многоэтажный павильон. Здесь же обнаружились и пограничные укрепления, которые охраняют несколько десятков солдат и четыре древние пушки, судя по их виду, стрелявшие последний раз при сотворении мира. Солдат здешних, кажется, набирали по всем персидским канавам: мундиры у них вылинявшие, не по размеру, штаны не прикрывают даже щиколоток.

— Мы вдвоем могли бы разогнать этот гарнизон в пять минут, а после захватить весь берег, — шепнул я Ганцзалину, пока нас сажали на новые лодки и везли уже к другому месту, а именно к местечку Пир-Базар.

— Я бы и сам, один разогнал и все бы тут захватил, — спесиво отвечал мне Ганцзалин.

Образ Ганцзалина в пышных усах, исполняющего обязанности шахиншаха, показался мне несколько комическим. Ганцзалин, однако, смотрел крайне серьезно. Боюсь, задержись мы тут хотя бы на пару дней, он бы исполнил свой воинственный план. И тогда Зили-султану пришлось бы иметь дело с куда более опасным врагом, чем его августейший папаша.

* * *