Сегодня Нестор ушел с работы в начале третьего. В три вся семья, уже пообедав, ела мороженое. В полчетвертого вся семья играла в минигольф. В полпятого Антон уже выбирал себе книжку с картинками на книжной ярмарке. В пять пятнадцать Нина решила, что отцовский долг выполнен, отпустила Нестора домой с покупками: книгой и настольной игрой, но с условием, что эту самую игру сообразят на троих перед отходом ребенка ко сну. Мама и сын отправились в кинотеатр на какой-то мультипликационный то ли сиквел, то ли ремейк. Сеанс начинался в семнадцать тридцать, а значит у Нестора было не менее двух часов для одинокой медитации. Путь его лежал от кинотеатра домой через весь парк, мимо кафе и минигольфа.

В районе кафе к Нестору привязалась собака. Шавка была худая и облезлая, выглядела жалобно. Нестор выгреб из кармана куртки раскрошенное печенье, оставшееся еще со времен кормления лебедей на Переправе. Собака смела все в один миг, уверилась в том, что Нестор — хозяин, и вменила себе в обязанность эскортировать нового хозяина в пути. Так бы и довела собака Нестора до дверей парадного входа, если бы по дороге им не встретился ребенок.

Ребенок нес за хвост кошку. Нестор хотел было отругать мальца за жестокое обращение с животным, но вовремя понял: кошка была дохлой. Ребенок тут же стал трогательно похож на Гекельберри Финна. Он был такой же чумазый, а его одежда была так же живописно грязна и разлохмачена, — нужно было только сделать поправку на более северную широту и более холодное время года.

— Дохлая? — констатировал Нестор.

— Ага! — грустно сказал пацан и зачем-то покрутил кошкой так, как хозяйка мешает ложкой на кухне заварной крем в кастрюле. — Собака сгрыз.

Помолчал, а затем уточнил с той же ровной грустью:

— Моя кошка. Хорошая была. Добрая.

Потом пацан посмотрел на увязавшуюся за Нестором шавку и вдруг резко ткнул кошкой в собачью морду:

— А ваш собака голодный? Будет ее жрать? Мне не жалко.

— Это не моя собака, — Нестор заспешил дальше, а шавка, наконец-то, отвязалась: вариант с кошкой явно ее заинтересовал.

Нестор шел мимо площадки, где располагались лунки для игры в гольф в количестве восемнадцати штук. При минигольфе работало небольшое заведение питания-выпивания: спортивные результаты требовали анализа за бокалом сока для детей, прохладного самодельного вина для мам или холодного разливного пива для пап. Были напитки и покрепче.

Именно с таким напитком — с бокалом коньяка — за одним из столиков сидел Семен Немирович Волх, по непроверенным слухам — Дракон, по проверенным данным — врач, триединый и вездесущий.

Врач улыбался: он видел учителя, он жаждал беседы.

Семен приподнял бокал — этот жест можно было воспринимать как приветствие и как предложение.

— Сто пятьдесят? — сказал он радушно, то ли констатируя факт, то ли рекомендуя угоститься.

— Нет, — решительно отказался Нестор, — я сегодня не могу: я с семьей.

— Так и я с семьей! — обрадовался Семен такому совпадению. — Вон племяшки мои, играют на восьмой лунке.

Нестор еще на подходе заметил этих «племяшек». Их тяжело было не заметить — достаточно было проследить направление взглядов всех мужчин, сидящих за столиками или проходящих мимо открытой площадки гольф-клуба. Две девушки, наоборот, не замечали никого — они как будто сошли с экрана, куда невидимый киноаппарат проецировал картины маэстро Тинто Брасса. Сошли, но так и не поняли, что они уже в реальном мире, где не носят наряды в виде двух ленточек, открывающих грудь при каждом взмахе клюшкой, и где носят нижнее белье.

— Нравятся? — подмигнул Семен. — Высший уровень доступа. Три-пять тарифов за одну. А за двоих — даже говорить неудобно. Но у меня с ними бартер.

— За печати на тушки? — вспомнил Нестор недавний разговор.

Семен посмотрел на собеседника с уважением.

— Я же говорил, что Вы перспективный кадр, молодой человек, — сказал он с такой гордостью, будто бы Нестор тоже был его племянником, хотя в данном случае слово «тоже» вряд ли было уместно. — Видите, как много Вы потеряли, отказавшись вчера скоротать вечер по моей программе?

Момент, когда можно было просто поздороваться и уйти, уже миновал. Пришлось пододвинуть себе стул от соседнего пустого столика и присесть. Нестор встретился взглядом с девушкой за стойкой и, подняв один палец, кивнул на пивной кран. Девушка кивнула в ответ и достала бокал из холодильника.

— Как сказал Мастер Чан в одном из своих фильмов, у каждого бога свой напиток, — удовлетворенно заключил Семен. — У меня же их несколько, и все они алкогольные. Осуждаете?

— Нет, зачем же? Сам грешен.

— Ну, не так, как я, молодой человек. Далеко не так. Я живу в этом грехе уже давно. Это мое перманентное состояние. Все эти гребенщиковские стаканы, которые мечут на стол, и пьяные матросы, наряженные Hugo Bossом, для меня не просто художественные образы, а вполне реальные фрейле жизни. Но я бы не называл мое пристрастие к алкоголю пагубной привычкой. Это скорее один из способов синхронной медитации. Синхронной, потому что так я могу одновременно разговаривать с Вами, например, и блуждать отвлеченным Атманом по волнам иных вселенных.

Девушка положила на стойку картонный костер и поставила на него бокал — в инеи, с пеной. Нестор переместил бокал на столик. Стекло было морозным — к нему слегка липли пальцы. Семен не умолкал — он говорил, регулируя громкость голоса и корректируя направление коммуникации разворотом корпуса, даже тогда, когда Нестор уходил к стойке и возвращался назад.

— Только не подумайте, молодой человек, что мое общение с алкоголесодержащими напитками сводится к тщетной борьбе с этим социальным пороком. Я давно уже смирился с этим своим недостатком, полюбил его и обратил в пикантную фишку, в часть моего жизненного симулякра, в эдакий грубый мазок имиджа. Я дружу с Зеленым Змием. Не скажу, что он меня не жалит. Но помните, что сказал ницшеанский Заратустра, когда его ужалила змея? Он поблагодарил ее за то, что она его разбудила. Когда же змея предупредила, что от ее яда умирают, Заратустра улыбнулся со словами: «Когда же Дракон умирал от яда змеи?». И змея забрала свой яд обратно и зализала Заратустре рану. Так и мой Зеленый друг — одновременно будит ото сна, жалит и зализывает мои раны.

Нестор так и не понял, считать ли эту ссылку Семена на Дракона-Заратустру неким намеком на признание. Вряд ли.

— Кстати, помните, как удивились его ученики? — продолжал Семен. — «Что за чушь? Где мораль?». На что Заратустра честно ответил: «Мой рассказ неморален». Вы же работаете в школе, молодой человек? Как там сейчас дела с моралью?

— Детям сложно, — Нестор не хотел вдаваться в подробности, отвечал в общих чертах, — слишком много отвлекающих факторов. Все другое, и требования другие, в том числе и в области морали. Иные времена, иные нравы, иная мораль, иные дети. Но ничего критичного.