Элизабет громко зевнула.

– Нет, они ушли в горы. Осталась только я. Смотрю за домом и работаю над статьей.

– Думаешь, она заслужит Нобелевскую премию? – спросила Даглесс, мучительно пытаясь пошутить и изображая легкомысленный тон. Но Элизабет было трудно обмануть.

– Ладно, Даглесс, признавайся, что произошло? Или этот твой хирург бросил тебя в какой-то глуши?

Даглесс фальшиво хихикнула:

– Элизабет, что за глупости! Мы с Робертом и Глорией прекрасно проводим время. Здесь столько всего можно увидеть и узнать! Да вот только сегодня мы смотрели средневековую пьесу! Актеры были удивительно хороши! А костюмы! Просто не поверишь! Как настоящие.

Элизабет немного помолчала.

– Даглесс, ты лжешь! Я даже по телефону слышу! У тебя неприятности? Нужны деньги?

Но как ни старалась Даглесс, все же не могла заставить собственный язык выговорить заветное «да». Ее родные обожали рассказывать друг другу и при гостях то, что именовали «Даглесс-историями». Особенно нравился тот случай, когда Даглесс захлопнула дверь гостиничного номера и осталась в коридоре в одном полотенце. Было среди них и повествование о том, как Даглесс зашла в банк, чтобы обналичить чек, и попала в самый разгар ограбления. Изюминкой этой истории считалось весьма пикантное обстоятельство: когда полиция все же прибыла на место преступления, обнаружилось, что грабители были вооружены игрушечными пистолетами.

И теперь она живо представляла, как сестра со смехом излагает всем остальным Монтгомери, как их потешная малышка Даглесс отправилась в Англию, где ее оставили в заброшенной церкви, без денег, паспорта и кредиток.

«И кстати, – добавит Элизабет, перекрывая взрывы хохота, – на нее напал спятивший шекспировский актер!»

– Нет, мне не нужны деньги, – выговорила наконец Даглесс. – Просто соскучилась и хотела поговорить. Надеюсь, ты вовремя закончишь статью. Пока, дорогая.

Она на мгновение прислонилась к стене будки и закрыла глаза. Кажется, сейчас опять заплачет! От природы наделенная гордостью Монтгомери, она в жизни не сделала ничего такого, чем могла бы гордиться! Три старшие сестры казались ей самим воплощением успеха. Элизабет была химиком-исследователем, Кэтрин – профессором физики, Энн – адвокатом по уголовным делам. Даглесс же, с ее жалкой работой учительницы начальной школы и длинным списком неудач с мужчинами, была отведена роль семейного шута.

Смаргивая слезы, она все же заметила, как мужчина в панцире покинул церковь и пошел по дорожке. При этом он без особого интереса посмотрел на древние надгробия и решительно зашагал к воротам.

Даглесс неожиданно выпрямилась. На дороге показался автобус, мужчина шел очень быстро, и она каким-то образом инстинктивно поняла, что он сейчас попадет прямо под колеса.

Даглесс, не задумываясь, бросилась бежать. Как раз в этот момент из-за здания церкви вышел викарий и, увидев всю сцену, тоже бросился спасать незнакомца.

Но Даглесс успела первой и, подставив абсолютно безупречную подножку из тех, которым научилась, когда играла в футбол с колорадскими кузенами, свалила незнакомца на землю и сама плюхнулась сверху. Оба заскользили поперек гравийной дорожки на его панцире, как на крошечной шлюпке. Автобус пролетел мимо. Еще секунда – и мужчине не поздоровилось бы!

– Ну как вы? – осведомился викарий, протягивая Даглесс руку, чтобы помочь встать.

– Н-ничего, – пробормотала девушка, вставая и отряхиваясь. – У вас все в порядке? – в свою очередь, спросила она незнакомца.

– Что это за непонятная колесница? – растерянно выпалил он, садясь, но не пытаясь встать. – Я не слышал шума колес. И… и лошадей тоже не было!

Даглесс и викарий молча переглянулись.

– Пойду принесу ему воды, – решил викарий, слегка улыбнувшись Даглесс, словно желая сказать: «Вы спасли его, так что теперь он ваш».

– Погодите! – завопил мужчина. – Какой сейчас год?

– Тысяча девятьсот восемьдесят восьмой, – недоуменно ответил викарий и, когда мужчина снова улегся на землю, нахмурился и покачал головой, после чего поспешил прочь, оставив их наедине.

Даглесс предложила руку лежащему на земле мужчине, но тот отказывался встать.

– Думаю, вам нужно сесть, – сочувственно посоветовала она, показывая на железную скамью, окруженную низкой каменной оградой. Незнакомец не пошел первым, но покорно последовал за Даглесс через открытую калитку и стал дожидаться, пока она сядет. Но Даглесс подтолкнула его к скамье. Он выглядел слишком бледным и сбитым с толку, чтобы обращать внимание на правила вежливости. – Знаете, вы просто опасны! Немедленно садитесь, а я вызову доктора. Вы нездоровы, – бросила Даглесс. И отвернулась, чтобы идти. Но его следующие слова пригвоздили ее к месту.

– Думаю, я, наверное, уже мертв, – тихо пробормотал он.

Даглесс в раздумье уставилась на него. Если он хочет покончить с собой, его нельзя оставлять одного.

– Почему бы вам не пойти со мной? – мягко спросила она. – Вам необходима помощь.

Мужчина не тронулся с места.

– Что это за карета, которая едва не сбила меня?

Даглесс шагнула к скамье и села. Если он действительно подумывает о самоубийстве, нужно, чтобы кто-то с ним поговорил.

– Откуда вы? Судя по выговору, англичанин, только такого акцента я никогда не слышала.

– Я англичанин. Что это за колесница?

– Ладно, – вздохнула Даглесс. Придется играть по его правилам. – В Англии это называется междугородный автобус. Правда, он шел слишком быстро, но, по моему мнению, единственное, с чем смирились англичане двадцатого века, – это скорость их машин. – Она смешно наморщила нос и покачала головой: – Итак, о чем еще вы не знаете? Самолеты? Поезда? – Она не против ему помочь, но у нее и своих забот полно. – Послушайте, мне действительно пора. Давайте зайдем в дом священника и попросим вызвать доктора, – предложила она, но, помедлив, передумала. – А может, следует позвонить вашей матери?

Жители деревни, разумеется, должны знать о безумце, который повсюду бегает в панцире и притворяется, будто никогда не видел наручных часов или автобуса.

– Моя мать? – едва заметно улыбнулся мужчина. – Боюсь, моя мать уже в могиле.

Может, он потерял память из-за тоски по матери?

– Простите, – пробормотала Даглесс, смягчившись. – Она умерла недавно?

Перед тем как ответить, мужчина задумчиво устремил взгляд в небеса.

– Примерно четыреста лет назад.

Услышав это, Даглесс стала подниматься.

– Я сейчас позову кого-нибудь…

Но он поймал ее за руку и не дал уйти.

– Я сидел в комнате и писал матери письмо, когда услышал женский плач. В комнате стало темно, голова закружилась, и я очутился рядом с незнакомой женщиной. Этой женщиной оказалась ты.