– Кто вы? – прошептала она.

Он не открыл глаз, не разжал рук и не поднял головы.

– Я Николас Стаффорд, граф Торнуик.

Даглесс не сразу вспомнила, где слышала это имя. Для верности она попробовала прочитать надпись. Глубоко вырезанные буквы готического шрифта гласили: «Николас Стаффорд, граф Торнуик».

А скульптура в полный человеческий рост была облачена именно в тот костюм, который был на незнакомце. Лицо, высеченное в мраморе, было лицом незнакомца.

Мысль о том, что мужчина действительно явился из прошлого и был живым, из плоти и крови, казалась слишком невыносимой. Осознать ее было просто невозможно.

Даглесс глубоко вздохнула.

– При вас, случайно, нет удостоверения личности? – пробормотала она, пытаясь что-то придумать.

И тут мужчина наконец поднял голову и злобно воззрился на нее.

– Ты, кажется, сомневаешься в моих словах? – рассердился он. – Ты, ведьма, которая сотворила это со мной, можешь еще и сомневаться? Не опасайся я обвинения в колдовстве, сам бы донес на тебя и посмотрел, как ты горишь!

Даглесс, лишившись дара речи и окончательно растерявшись, молча наблюдала, как мужчина отвернулся и снова принялся молиться.

Наконец Николас Стаффорд поднялся и оглядел стоявшую перед ним молодую женщину. Ее манеры, одежда и речь казались настолько странными, что он не знал, что и думать. Выглядела она настоящей ведьмой, каковой на самом деле и была: прекраснее женщины он до сих пор не видел. Неприбранные волосы разлетались по плечам, глаза были зеленее изумрудов, а безупречная кожа – белее снега. Но она посмела нацепить непристойно короткую юбку, словно пыталась вызвать гнев как людей, так и самого Господа.

Несмотря на слабость и головокружение, он твердо держал себя в руках и достойно вернул ее прямой негодующий взгляд.

Николас до сих пор не мог поверить тому, что с ним случилось. В самые страшные минуты своей жизни, когда надежды, похоже, больше не оставалось, мать написала, что обнаружила нечто, способное вернуть уже утраченные чаяния. Он как раз сочинял ответ, пытаясь выведать необходимые сведения, когда услышал женский плач. Подобные звуки не были чем-то необычным в месте его заточения. Но что-то жалобное в этих рыданиях заставило его отложить перо.

Когда они окончательно заполнили маленькую комнату, отдаваясь эхом от стен и потолка, Николас зажал уши, чтобы сосредоточиться. Но по-прежнему слышал женщину. Рыдания становились все громче, пока не заглушили его собственные мысли. Измучившись, он положил голову на стол и отдался притяжению незнакомки.

И с этой минуты все было как во сне. Он знал, что по-прежнему сидит, положив голову на стол, и в то же время пытается встать. Когда он все-таки сумел подняться на ноги, пол, казалось, стал проваливаться. Николас стал совсем легким, невесомым и словно воспарил в воздухе. Пытаясь удержаться на месте, он вытянул руку и, к своему ужасу, заметил, что рука стала бесплотной и прозрачной. Через нее можно было видеть комнату!

Кое-как добравшись до двери, Николас попытался крикнуть, позвать стражу, но из горла не вырвалось ни звука. На его глазах дверь и комната исчезли, и на какую-то секунду Николас оказался в пустоте. Вокруг него ничего не было. Тело превратилось в тень, сквозь которую виднелась только тьма. Ничего больше.

Он понятия не имел, сколько времени дрейфовал в небытии, где не было ни холодно, ни жарко, не раздавалось никаких звуков, кроме женского плача.

Всего мгновение назад он был нигде и ничем, а в следующую секунду стоял в потоке солнечных лучей, проникавших в церковные окна. И на нем была другая одежда: тот панцирь, который он надевал только в торжественных случаях, и пышные штаны-буфы изумрудного атласа.

Прямо перед ним рядом с чьей-то могилой плакала женщина или девушка. Точнее сказать было трудно, поскольку волосы неряшливо падали на ее лицо. Она плакала так громко, погруженная в океан собственных несчастий, что даже не заметила его.

Николас рассеянно взглянул на могилу, на которой распростерлась женщина, и это зрелище заставило его отступить. Надгробие представляло собой лежавшую навзничь скульптуру, изображавшую… его самого. Внизу были выгравированы его имя и дата. Господи, неужели его похоронили заживо?!

Ужас охватил его. Чувствуя, как к горлу подступает тошнота и голова идет кругом, он оглядел церковь. В стены были вделаны памятные таблички, на которых значилось: 1734, 1812, 1902…

Нет, этого просто быть не может!

Но в церкви слишком многое изменилось. И главное – убранство. Теперь здесь все было так просто, почти убого! Голые деревянные потолочные балки, некрашеные консоли. Алтарная пелена выглядела так, словно была вышита неумелой детской рукой.

Он снова посмотрел на плачущую женщину. Ведьма. Настоящая ведьма! Именно она вызвала его в другое время и место.

Когда она наконец перестала всхлипывать и заметила его присутствие, Николас немедленно потребовал, чтобы она вернула его назад. Он должен вернуться, ибо от этого зависят его честь и будущее семьи. Но, выслушав его, она снова зашлась в беспомощном плаче.

Не слишком много времени ушло на то, чтобы обнаружить: она не только воплощенное зло, но еще и обладает дурным характером и ядовитым языком. И даже имела наглость заявить, что не понимает, как и почему он оказался в этом месте, после чего гордо покинула церковь. Николасу сразу стало легче. Он почувствовал себя лучше и даже поверил, что весь полет сквозь пустоту просто ему приснился. Может, он и сейчас спит и видит удивительно правдоподобный сон!

К тому времени, когда Николас решился выйти из церкви, силы к нему вернулись, и, к его радости, оказалось, что церковный двор выглядел как все церковные дворы. Но не остановился рассмотреть надгробные камни. Его испугало, что на одной табличке в церкви была странная дата – 1982.

Он вышел из ворот и побрел по безлюдной дороге. Куда девались все люди? А лошади? Где телеги, груженные товарами?

Последующие события произошли так быстро, что он почти ничего не запомнил. Слева послышался звук, громкий, резкий звук, никогда раньше им не слышанный. Справа внезапно возникла ведьма, бегущая куда быстрее, чем подобало женщине. Не успел Николас оглянуться, как она бросилась на него. Он был слабее, чем полагал, потому что даже такая худенькая женщина, как эта, сумела сбить его с ног.

И едва они свалились на землю, как мимо с ревом пронеслась непристойно быстрая безлошадная колесница.

Потом Николас спросил женщину и викария, одетого в длинную скромную сутану, как приличествовало его положению, что это такое было, но оба, похоже, посчитали его сумасшедшим. Он позволил ведьме увести его обратно во двор. Неужели это его судьба? Неужели ему предназначено умереть в одиночестве, в незнакомом месте и чужом времени?

Николас попытался объяснить ведьме, что та должна вернуть его обратно. В его собственную эпоху. Он объяснял, как это важно, но она упорно притворялась, будто не знает, откуда он явился. Николас с трудом понимал ее речь, и это вместе с простотой ее наряда – ни золота, ни драгоценностей, ни серебра – подсказало ему, что перед ним простолюдинка. Она так странно выражалась, что Николас не сразу понял, что от него требуют денег. Да еще возмутительно огромную сумму в десять фунтов!