В конце концов Элрик привел меня во внутренний дворик, который, видимо, относился к древнейшей части дворца: его мозаичный пол потрескался, а стены были голыми, если не считать неглубоких ниш с резными изображениями предшественников императора. Все звуки дворца смолкли, а недавнее благоухание неожиданно смешалось с привычным зловонием городских улиц. Под сводами галереи не было никого, кроме одинокой фигуры, сидевшей на мраморной скамье. При моем появлении этот человек грациозно поднялся на ноги. Внезапно я заметил, что Элрик куда-то исчез.

— Командир варягов считает тебя глупцом, который попусту тратит время на болтовню с торговцами, — заговорил Крисафий, сделав небольшой шаг вперед и остановившись возле колонны, на которой была укреплена горящая лампа. — И к тому же злит своего нанимателя, сбегая от выделенной ему охраны.

— Если бы командир варягов разбирался в поисках убийц, — медленно произнес я, — тогда, быть может, я бы и заинтересовался его мнением.

— Он говорит, ты заставил его людей целый день стучаться в двери и задавать дурацкие вопросы. Аскиат, ведь это телохранители императора! Неужели тебе недостает воображения для выполнения этой задачи?

— Во всяком случае, мне хватило воображения, чтобы обнаружить никому не известное оружие. — Я кратко описал ему цангру, о которой мне поведал генуэзец Кабо. — И мое воображение подсказывает мне, что тетиву этого иноземного оружия натягивала рука чужестранца.

— Ты имеешь в виду наемников? — Крисафий задумался. — Вполне возможно. Уж тебе-то должны быть отлично известны подобные вещи, не так ли? — Он внимательно посмотрел на мое лицо, исказившееся от еле сдерживаемого гнева. — Да, мне известна твоя история, Деметрий Аскиат. Я, конечно, плохо разбираюсь в поисках убийц, но зато преуспел в искусстве раскапывать чужое прошлое. Тем более прошлое, которое человек хотел бы забыть… или скрыть.

Я промолчал.

— Впрочем, я согласен с тобой, — продолжил Крисафий. — Рука, натягивающая тетиву, могла принадлежать чужестранцу, однако я уверен, что дух, направляющий эту руку, имеет более близкий источник. — Он подошел к нише и взял в руки лежавший возле статуи пергаментный свиток. — Я попросил своих писцов составить список лиц, предположительно заинтересованных в том, чтобы трон опустел.

Я развернул свиток.

— Длинный какой, — пробормотал я.

Меня охватила дрожь, когда я заметил, что первым в списке стоит имя севастократора,[4]старшего брата императора и второго по значимости человека в империи. И зачем только я ввязался в эту историю? Меня определенно больше устраивало общество лавочников и торговцев.

— Список действительно длинный, — согласился Крисафий. — Если бы входящие в него лица прознали о его существовании, в городе тут же вспыхнул бы мятеж. Посмотри на эти имена повнимательнее, потому что впредь тебе придется полагаться лишь на собственную память.

Я поднес список поближе к свету и начал с лихорадочной быстротой изучать его. Многие из перечисленных имен были мне хорошо знакомы, зато другие — совершенно неведомы. Крисафий молча стоял, наблюдая за мной, пока я не вернул ему свиток.

— Повтори, что там написано, — сказал он.

— Я и так все хорошо запомнил и не собираюсь отвечать урок, как школяр.

— Повтори! — приказал Крисафий, сверкнув глазами. — Я плачу тебе за твои мозги, Аскиат, и хочу знать, на что они годятся.

— Вообще-то ты платишь мне за конечный результат. И что, по-твоему, я должен буду спрашивать у всех этих людей? «Не ты ли организовал покушение на императора? Нет ли у тебя чудесного генуэзского изобретения, именуемого цангрой?» Помимо всего прочего, ни один из этих благородных людей не снизойдет до общения со мною.

— Тебе будут даны необходимые рекомендательные письма. Что же касается того, о чем ты должен говорить с этими людьми, тут я тебе не советчик. Ведь это ты у нас специалист по расследованию убийств. Приходи завтра для доклада. А теперь, если не хочешь повторять вслух мой список, можешь идти. Тебя проводит до дома один из дворцовых гвардейцев.

Он скомкал пергамент со списком и бросил его в чашу лампы. Бумага вспыхнула ярким пламенем и быстро превратилась в пепел.

В дворцовых залах я чувствовал себя словно на небесах; на следующее же утро я оказался в раю. Или, по крайней мере, в месте, носящем, хотя и незаслуженно, то же название — Парадиз.[5]Говорят, некогда на этом самом месте находились поля пшеницы и тучные пастбища, но все это давно исчезло. Зерно обратилось в прах, скот забили, а вчерашние поля были поглощены окраинами разрастающегося города. В этой дикой мешанине неказистых домишек и сараюшек находили приют те, кто истратил все свои деньги и силы, чтобы добраться до города. Многим так и не удавалось вырваться отсюда. Здесь, совсем близко от сторожевых башен гарнизона, процветали некоторые определенные ремесла, всегда сопутствующие бедности и отчаянию.

Такова была репутация этого места, и она не показалась мне преувеличенной, когда я прокладывал себе путь между рытвинами и разбитыми камнями Селимбрийской дороги. По обочинам дороги играли дети, пожилые женщины брели к реке, сгибаясь под тяжестью огромных тюков с бельем, и на каждом шагу я натыкался на уличных торговцев, в лотках которых лежали орехи, финики и сушеные фиги. Подойдя к одному из них и опустившись на корточки, я заглянул ему в глаза и произнес старую, как мир, формулу, соответствующую профессии наемника:

— Я ищу человека для выполнения опасной работы.

Мужчина искоса посмотрел на меня. По его ноге полз вверх какой-то жучок, направляясь к лотку с фигами. Несколько мгновений торговец мучительно размышлял о чем-то, затем внезапно протянул мне горсть фиг.

Я нетерпеливо мотнул головой:

— Спасибо, не надо. Я ищу человека…

Вторая горсть фиг возникла рядом с первой. Торговец нахмурился и разочарованно затряс руками. Меня вдруг осенило:

— Ты говоришь по-гречески?

Продолжительное молчание было мне ответом.

Я поднял руки в знак извинения, отодвинул от себя его товар и, поднявшись на ноги, направился дальше, решив не обращать внимания на камень, брошенный им вослед мне.

После трех или четырех столь же неудачных попыток завязать разговор со случайными прохожими и лоточниками я понял, что нахожусь вне границ цивилизованного мира: все вокруг говорили только на варварских языках. Я подумал, что придется вернуться сюда с переводчиком из числа тех, что постоянно ошиваются в гавани, предлагая свои услуги чужеземным купцам. И конечно, день будет потерян для визитов к сановникам из списка Крисафия, о чем он, разумеется, сразу узнает.