– Отставить шум! – шутливо скомандовала она, и добавила уже серьёзно. – Зайди ко мне, Рубахин!

Отношения между ними были дружескими, чем, кстати, в отделе мог похвастаться не каждый – в дружбе майор отличалась разборчивостью.

Она обратила на него внимание пару лет назад, когда Василий зашёл как-то к экспертам с двумя книгами подмышкой, что уже само по себе становилось несочетаемым – милиционер с книгами, но Лобанову тогда ещё позабавило и совпадение названий: «Прощай, Гюльсары!» и «Прощание с Матёрой».

Глубоко уважая и Айтматова, и Распутина, Надежда заподозрила в Рубахине живую душу и порядочного парня.

Они стали изредка обмениваться книгами, делились впечатлениями от прочитанного, когда удавалось выкроить время.

Так и подружились.

Теперь Надежда Васильевна с болью думала, что вряд ли сможет помочь капитану в его ситуации.

– Чаю хочешь? – закрыв за собой дверь, Лобанова потянулась к шкафу за чашкой для Василия. – Только что заварила!

– Спасибо, Надежда Васильевна, настроения нет! – невесело отшутился Рубахин. – Похоже, я вчера сам такое «заварил», что сразу и не расхлебать …

Лобанова лишь сочувственно развела руками:

– Не знаю, Вася, с чем ты там задерживал своего злодея, но нам принесли именно глюкозу! – она вынула из сейфа опечатанный прозрачный пакет с таблетками. – Взгляни сам…

Даже на расстоянии Василий рассмотрел: перед ним совсем не то, что было вчера изъято из кармана задержанного.

На улице разозлённый капитан присел на скамью у входа и закурил. Фокус, который ему устроили, был грубым и вызывающим, как пощёчина. Ещё поганее было сознавать, что подмену совершил кто-то из своих!

Рубахину хотелось бросить, наконец, всё к едрёной бабушке, написать рапорт и снять с себя погоны, что очень бы порадовало его жену.

Наталья в последнее время даже не просила, она настоятельно требовала от мужа найти себе, если уж не более денежное, то хотя бы менее опасное дело. Ради маленькой дочки. И он ей обещал.

Но теперь Василия глубоко оскорбили. Он не мог себе позволить уйти под чей-то наглый хохоток…

Начальник райотдела, подполковник Виктор Семенович Старовский нудно чинит Рубахину разнос, сидя к нему боком и нарочито глядя в окно.

– Что за самодеятельность, Рубахин? Какого-такого хрена ты не в свой огород полез – в наркополицейские записался? – голос Старовского звучит с откровенной досадой и раздражением. Начальник левой рукой двигает через стол к Василию лист бумаги. – Читай, герой!

Листок оказывается заявлением гражданина Горшенина А.П., избитого капитаном Рубахиным без всякой на то причины с нанесением телесных повреждений.

Старовский, не поворачивая головы, продолжает:

– Ты отлично понимаешь, капитан, что я теперь обязан дать этой бумажке официальный ход. Ну, ладно, задержал не разобравшись – бил-то зачем?

Адвокаты сейчас вцепятся – будешь им доказывать, что хлипкий мальчишка мог оказать сопротивление такому волкодаву, как ты? Ещё и пресса пронюхает, а ей только дай повод! – при этих словах усы начальника брезгливо топорщатся, словно он уже видит, как именно пресса будет пронюхивать это вонючее дело.

Василий напряженно молчит. Как же быстро всё состряпано! Его, матёрого опера, прилюдно щёлкнули по носу. Но зачем и кому понадобилась такая идиотская провокация?

Развернувшаяся история Рубахина крайне настораживала: действия другой стороны выглядели грубо и глупо, а это как раз и было хуже всего. Капитан никогда не рассчитывал свои дела со скидкой на дураков, ибо хорошо знал, как это дорого потом обходится. Чутьё уже подсказывало ему, что ситуация чревата любыми пакостями, предугадать которые попросту невозможно.

– Я, конечно, попытаюсь в службе собственной безопасности как-то что-то замять, – снижает тон начальник, – но тебе сейчас лучше убраться с глаз долой, и подальше. Отпуска не дам – не поймут меня, а вот командировку на Кавказ могу сделать. Очередная команда как раз в недокомплекте.

– Но… – возмущённо начинает Рубахин.

Старовский прерывает:

– Других вариантов не вижу, только… – подполковник делает многозначительную паузу, – ты должен сам написать рапорт. Отправка – через три дня…

По большому счёту, подполковнику весьма неприятен этот разговор. Как ни крути, капитан Рубахин – лучший из его оперативников. Он не раз вытаскивал дела, казавшиеся безнадёжными, умел по горячим следам связывать то, что другим казалось несвязуемым. За годы службы капитан имел две медали, кучу грамот и других поощрений от руководства городского и даже областного УВД.

Было у Рубахина и ещё одно качество: вёл он дела так, что невольно вызывал доверие даже у отпетых бандюков. Однажды главарь заезжих налётчиков, которые за неделю нагло ограбили в городе два сбербанковских отделения, совершенно серьёзно заявил Василию:

– Слышь, капитан, ты, я вижу, мужик не гнилой! Вали из ментовки – тебя точно угробят или опустят до параши!

Старовский слышал это собственными ушами, присутствуя на допросе.

Его даже слегка покоробило, но вовсе не потому, что прозвучали эти слова из уст уголовника-рецидивиста – в тот момент подполковник очень остро осознал: ему таких слов никто и никогда не скажет. И была в этих мыслях какая-то злая тоска…

Вдобавок, дотошная принципиальность Рубахина нередко Старовского раздражала.

– Ты кто тут у меня – сыщик или адвокат? – спрашивал он, когда капитан продолжал упрямо копаться в уже, казалось бы, ясном деле. – Что ты всё ищешь оправдания какие-то для каждого подонка? Твоя задача не оправдания искать, а улики собирать, помогать следствию вину доказывать!

Но капитан молча всё выслушивал и оставался при своём.

Обычно начальники таких вот хватких оперов ценят и берегут. Они приносят главное – высокие показатели раскрываемости преступлений. Но здесь беда была в том, что подполковник Старовский тоже, как и капитан Рубахин, существовал в двух непримиримых ипостасях, и теперь его вторая, скрытая от посторонних глаз, сущность, вынуждала его поступать совсем иначе.

Тем более, был недавно очень неприятный разговор с начальством из областной прокуратуры. Подполковнику настоятельно рекомендовали осадить своего чересчур ретивого опера, или вообще убрать его со службы…

«Осадить! – возмущался про себя подполковник. – Как его осадить, девственника хренова, если мне сейчас и предъявить ему нечего – по говну ходит, как все, а оно к нему не липнет!»

Тем не менее, Рубахина следовало убирать. Он уже давно был не ко двору и вызывал раздражение не только у Старовского, но и у своего прямого начальника по угро майора Андреева – они постоянно и весьма резко конфликтовали.

И теперь Виктору Семёновичу показалось, что выпал редкий шанс от капитана избавиться…