Пещеру они нашли на прежнем месте, только вход в нееперегораживала большая груда сланцевой глины. Эдди присоединился к молодыммэнни, которые принялись расчищать вход, отбрасывая глину (в некоторых кусках,как капли крови, сверкали гранаты). Как только Эдди увидел вход в пещеру,стальная лента, стягивающая его сердце, ослабла, но ему не понравилось молчаниепещеры, которая в их прошлый визит поражала своей говорливостью. Откуда-то изее глубин доносилось журчание бегущей воды, но не более того. Куда подевалсяего брат, Генри? Генри давно пора горько жаловаться на то, что джентльменыБалазара убили его, а вина в этом исключительно Эдди. Где его мамаша, которая вэтом вопросе полностью поддерживала Генри (в столь же страдальческом тоне)? ГдеМаргарет Эйзенхарт, жалующаяся Хенчеку, своему деду, что ее заклеймилизабывшей, а потом бросили. Ведь это Пещера голосов, которая лишь недавно сталаПещерой двери, но голоса затихли. И дверь какая-то… дурацкая, именно это словопервым пришло на ум Эдди. А вторым — ненужная. Эту пещеру отличали доносящиесяиз ее глубин голоса; эту дверь превращал в ужасную, загадочную и могущественнуюхрустальный шар, Черный Тринадцатый, которые через нее и попал в Кэллу.

Но теперь он ушел тем же путем, и это всего лишь стараядверь, которая… Эдди попытался оборвать мысль, но не смог…которая никуда неведет. Он повернулся к Хенчеку, стыдясь пелены слез, которая застила глаза, ноне в силах сдержать их.

— Не осталось тут никакой магии, — голос его переполнялоотчаяние. — За этой гребаной дверью нет ничего, кроме спертого воздуха дасвалившихся со стен и свода камней. Ты — дурак, и я тоже.

Послышались возмущенные ахи, но, когда Хенчек посмотрел наЭдди, его глаза вроде бы озорно блеснули.

— Льюис, Тонни! — и голос звучал весело. — Принесите коффБранни.

Двое подпоясанных ремнями молодых парней с короткимибородками и длинными волосами, заплетенными в косу, выступили вперед. Они несликофф из железного дерева, примерно в четыре фута длиной и тяжелый, если судитьпо тому, как крепко они сжимали пальцами полированные деревянные шесты. Коффони поставили перед Хенчеком.

— Открой его, Эдди из Нью-Йорка.

Тонни и Льюис смотрели на него, вопросительно и с легкимиспугом. Пожилые мэнни, Эдди это заметил, наблюдали за ним с жадным интересом.Он предположил, что требуется немало лет, чтобы уяснить для себя всюэкстравагантность образа жизни этих людей. Со временем Льюису и Тоннипредстояло постигнуть ее премудрости, но пока они находились лишь на одном изэтапов этого долгого пути.

Хенчек кивнул, уже с легким нетерпением. Эдди наклонился иоткинул крышку. Легко. Замок-то отсутствовал. Содержимое коффа скрывал кусокшелка. Хенчек откинул его с элегантностью фокусника, открыв отвес на цепи. Эддион напомнил детский волчок, размером куда меньше, чем он ожидал. Расстояние отострия до широкой верхней части не превышало восемнадцать дюймов, материалотвеса напоминал желтоватое дерево, которое поблескивало жиром. К отвесукрепилась серебряная цепочка, намотанная свободным концом на кристаллическийштырь, торчащий из стенки коффа.

— Доставай отвес, — продолжил Хенчек, а когда Эдди посмотрелна Роланда, волосы вокруг рта старика разошлись, обнажив идеально ровные белыезубы в на удивление циничной улыбке. — Почему ты смотришь на своего дина,молодой сопляк? Магия ушла из этого места, ты сам это сказал! Илисамостоятельные решения — это не для тебя? Но почему? Тебе… ну, не знаю… ужедвадцать пять?

Стоявшие рядом и услышавшие эти слова мэнни захихикали, хотянескольким из них двадцати пяти еще точно не исполнилось.

Злясь на старика, да и на себя тоже, Эдди сунулся в кофф.Хенчек остановил его руку.

— Только не трогай отвес. Не трогай, если хочешь, чтобы твоемолочко было по одну сторону, а дерьмо — по другую. Только за цепь, ты меняпонимаешь?

Эдди практически коснулся отвеса, уже выставил себя передэтими людьми круглым дураком, так что у него не было причин не завершитьначатое, но он встретился взглядом с озабоченными серыми глазами Джейка ипередумал. Как обычно, на такой высоте дул сильный ветер, выхолаживая пот,оставшийся после подъема. По телу Эдди пробежала дрожь. Он вновь наклонился надкоффом, взялся за цепочку, осторожно размотал со штыря свободный конец.

— Поднимай его, — приказал Хенчек.

— Что-то произойдет?

Хенчек кивнул, словно наконец-то дождался от Эдди разумноговопроса.

— Мы это и хотим посмотреть. Поднимай.

Эдди подчинился. Помня о том, какие усилия пришлосьприлагать молодым мэнни, которые несли кофф, он изумился легкости отвеса. Унего сложилось ощущение, будто он поднимал перышко, прикрепленное к концучетырехфунтовой цепочки из сверкающих звеньев. Конец цепочки он обмотал вокругпальцев, поднял руку на уровень глаз. И стал чем-то похож на кукловода.

Эдди уже собрался спросить у Хенчека, а что, по мнениюстарика, должно произойти, но не успел раскрыть рта, как отвес началраскачиваться из стороны в сторону, по малой дуге.

— Я его не раскачиваю, — вырвалось у Эдди. — Во всякомслучае, думаю, что не раскачиваю. Должно быть, ветер.

— Думаю, что ветер здесь не причем, — возразил Каллагэн. —Порывов-то нет…

— Тихо! — воскликнул Кантаб, и так зыкрнул на Каллагэна, чтосвященник замолчал.

Эдди стоял перед пещерой, от горы разбегались руслапересохших рек, а дальше перед ним расстилалась практически вся Кэлла БринСтерджис. Далеко-далеко сине-серой громадой виднелся лес, через который онипришли сюда, последнее свидетельство существования Срединного мира, в которыйони уже не могли вернуться. Ветер дул, но в одну сторону, сметая волосы со лба,и внезапно он услышал гудение.

Да только не слышал его. Гудело в руке, которую он поднял науровень глаз, с обмотанными цепочкой пальцами. И, главным образом, в голове.

А на другом конце цепочки, примерно на высоте правого коленаЭдди, отвес набирал скорость, дуга раскачивания все увеличивалась иувеличивалась. И вот еще какую странность заметил Эдди: при достижении самойвысокой точки, отвес становился тяжелее. То есть по мере раскачиваниявозрастала центробежная сила.

Дуга удлинялась, отвес раскачивался быстрее, цепочка сильнеетащила за собой руку. А потом…

— Эдди! — воскликнул Джейк, в голосе слышались тревога ирадость. — Ты видишь?

Конечно же, он видел. Теперь, на конце дуги, отвес словноокутывала дымка. И давление на руку, определяемое массой отвеса, в этот моментзначительно возрастало. Ему уже приходилось поддерживать правую руку левой,чтобы цепочку не вырвало из пальцев, и тело его начало раскачиваться в тактдвижениям отвеса. Эдди внезапно вспомнил, где находится: на краю пропастиглубиной в добрые семьсот футов. И эта «игрушка», если ее не остановить,вскорости могла забросить его за край. Он уже сомневался, что ему удастсяосвободить руку от цепочки.