Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, теперь уж поздно кудахтать и крыльями хлопать. Но главное у нас есть — плита. Осталось понять принцип действия. Ну, приступаем. Эксперимент следующий! Клади пятаки в лунки.
Мир понемногу обретал четкость.
Сперва мутное пятно из бледно-серого стало желтоватым, потом — круглым, на нем обозначились трещины, после минутного изучения этих трещин оказалось, что это угловатые ветки, и даже с цветами, и даже название вспомнилось — сакура. Память, значит, тоже возвращалась.
Следующий шаг проснувшейся памяти — она определила круг с сакурой как плафон, в котором имеется пока незримая электрическая лампочка. Значит, над головой — потолок. Вряд ли на том свете имеются потолки. Выходит, жизнь продолжается.
Старик пошевелил пальцами — пальцы рук двигались и чувствовали ткань. Насчет пальцев ног он не был уверен.
Он чуть-чуть повернул голову влево. Плафон поехал вправо. Значит, шея у него еще была и действовала. Тогда он приоткрыл рот, отважился почмокать губами. Получилось.
Кончился нудный серый сон, в котором старик мыкался среди стен, медленно взлетая и падая, взлетая и падая. Память подсказала — перед тем как попасть в узкие пространства между стенами, был страх от невозможности дышать. А сколько времени старик провел между жизнью и смертью — даже память не знала.
Он улыбнулся — значит, есть надежда все успеть и рассказать! И ощутил на лице что-то непонятное. Это была приклеенная к щеке и вставленная в нос гибкая трубка, и заволновался. Нужно было позвать на помощь. Сразу не получилось — он смог издать только почти беззвучное «а-а-а», приправленное шипом и хрипом. Но, видимо, этого звука ждали.
Старик услышал быстрые шаги, потом увидел лицо — женское, немолодое, странной формы. Он не сразу понял, что отсутствие лба — это всего лишь белая низко надвинутая шапочка, которая сливалась с потолком.
— Ле-о… — выговорил он.
— Да, господин Вернер, Лео, — согласилась женщина. — Она обрадуется, когда узнает, что вам полегчало.
— Ле-о…
— Да, да, Лео. Позвонить ей, позвать ее?
— Да…
— Сейчас, сейчас!
Лицо пропало.
— Лео, — еще раз произнес старик. Получилось уже громче и отчетливее.
Память показала лицо — изящное женское лицо, с большими темными глазами, с белозубой улыбкой. Волосы, коротко подстриженные, обрамляли его, падая на лоб вьющейся челкой.
Старик вспомнил — ему никогда не нравились короткие стрижки, но правнучка Лео занималась спортом, просто жить не могла без спорта, и клялась, что длинные волосы будут ей мешать. Он вспомнил еще, что Лео не любила свою работу, что спорт был единственной радостью. Причину нелюбви тоже вспомнил — отец девушки, муж его внучки Инессы, хотел приучить Лео к своему бизнесу, потому что с сыном не повезло — добрые люди снабжали его наркотиками, врачи уже ничего поделать не могли, оставалось ждать естественного конца. Был еще один сын, младше Лео, тот учился в техническом институте и собирался стать авиаконструктором; когда ему предложили заняться семейным бизнесом, он пообещал уехать в Австралию или в Аргентину навсегда и больше в родительский дом не возвращаться. Оставалась Лео…
Вспомнилось ощущение — ему было очень жаль девушку, вынужденную заведовать операционным залом банка и поддерживать склочный коллектив в рабочем состоянии. А ведь она мечтала о своем бизнесе — связанном с техникой, с дорогими байками, с экипировкой высочайшего класса.
Этой девушке он был многим обязан.
Началось с того, что, когда во внучкином семействе случился грандиозный разлад (измена мужа, проблемы со старшим сыном, финансовая ловушка, которая казалась тогда чуть ли не смертельной), Лео, четырнадцатилетняя, взбунтовалась и ушла жить к прадеду. Тогда прадеду было всего восемьдесят шесть, он жил один, практически сам вел хозяйство, только трижды в неделю приходила женщина, чтобы сделать уборку и заполнить холодильник домашней едой.
Правнучка поселилась в бильярдной и прожила там шесть лет. Потом оказалось, что прадед нуждается в особом уходе — постыдных подробностей этого ухода старик не желал вспоминать. Внучка с мужем и дочка с мужем решили отдать его в пансионат «Светлая осень». Он не хотел выезжать из дома, в котором прошла вся жизнь, его уговаривали, почти уговорили, но однажды ночью Лео, вернувшись с вечеринки, заглянула к нему — и увидела, что он плачет. Да, он стал на старости лет слезлив, он сам понимал, что это дело обычное, но девушка испугалась — она привыкла видеть старика бодрым, занятым научными изысканиями и перепиской, иногда — сердитым, чаще всего — веселым. Правнучка снова взбунтовалась и сказала, что ни в какую «Светлую осень» старика не отдаст, будет с ним до конца, и его денег хватит на двух хороших сиделок. Это была чистая правда — старик умел зарабатывать и обеспечил себе хороший доход, он купил дом и большой земельный участок на окраине очень недорого, но теперь вокруг дома вырос район богатых особняков, землю удалось очень выгодно продать. Старик оплатил правнучке учебу и приобрел все, что требовалось для спорта. Она увлекалась мотоциклами, плаваньем, айкидо — с его точки зрения, все это имело практический смысл. Еще она летом любила покататься верхом, хотя свою лошадь заводить не стала. Так они прожили еще четыре года.
При этом Лео работала в банке, потому что не желала подводить семью, но прадед знал — она охотно бы заложила под этот банк заряд тротила. Родной отец платил ей столько, сколько платил бы любому другому человеку на этой должности. Но родной отец знал, что прадед заботится о правнучке, так что скромный оклад не имеет для нее большого значения.
Более того — прадед предложил девушке взять его фамилию, и родной отец не возражал.
Старик наловчился работать полулежа, Лео заказала для него особые столики, которые устанавливали на постели, привезла великолепный принтер, очень внимательно следила за сиделками — одну даже выгнала за мелкое воровство. Словом, у них сложился хороший и честный союз. Но оба строго соблюдали границы — Лео не совала нос в изыскания прадеда, прадед не задал ни одного вопроса о ее личной жизни.
— Лео… — позвал старик.
Он понимал, что смерть дала всего лишь отсрочку, и нужно многое успеть.
Он смог нажать кнопку вызова сиделки и потребовал усадить себя в постели; ну, не совсем усадить, подмостить под спину и голову побольше подушек, чтобы не лежать пластом. Затем определился со временем. Был вечер пятницы — значит, правнучка уже где-то развлекалась. Сиделка, вызвав Лео, занялась стариком, выполнила все гигиенические процедуры, сделала два укола, он почувствовал себя бодрее.
Завывание крутого байка, несущегося к дому, очень его обрадовало.
Вошла Лео — в самом дорогом байкерском костюме, какой только существовал в природе, подарке прадеда к именинам. На ходу она снимала шлем.
— Наконец-то! — воскликнула девушка. — Фрау Элга, вы можете быть пока свободны.