«Янка ведь тоже страдает, – размышляла Ася. – Что же никак мы с Яной не выйдем замуж, не встретим спокойно старость? А она ведь не за горами. Всё пыжимся, а ведь уже не молоденькие. Для чего мне семья? Детей на пятом десятке рожать не собираюсь. Яна тоже не стала рожать от Карла Штольберга. Раньше надо было думать. А уж если не получилось, то не получилось…»

Ася решила напиться в этот вечер, плавно перетекающий в ночь. Было вино и было желание, да и возможность имелась. Она снова наполнила бокал и стала чистить мандарин. В комнате сразу запахло «новым годом», и она улыбнулась. Ася взяла пульт и включила телевизор, убавив звук. По всем каналам шла какая-то невообразимая сериальная чушь, и Ася выключила «ящик». Она встала с дивана, взяла сумочку, сунула в нее мобильник и отправилась в прихожую. Перед большим зеркалом она «подновила» помаду на губах, застегнула сапожки и, надев шубку с капюшоном, вышла из квартиры, тихо притворив за собой входную дверь.

Ася отправилась домой.

Сначала Яна подумала, что проснулась от того, что ей стало холодно или затекли части тела от неудобного положения на диване. Но потом она услышала настойчивый звонок в дверь.

– Иду, иду… Господи, ну кого принесло в такую рань? – проворчала Яна, прошаркав до двери, одновременно зевая и открывая дверь.

Одежда на Яне была слегка помятая, потому что она носила одежду из дорогих тканей – шелк, шерсть. А они мялись, особенно, если в них спать, свернувшись калачиком на диване. Длинные волосы спутались.

На пороге стояла пожилая, миловидная женщина, очень похожая и по внешнему виду, и по стилю одежды на английскую королеву – мать, столь любимую своими соотечественниками. Яна мгновенно проснулась, так как это была самая словоохотливая женщина на свете, лучшая подруга ее матери, Янина крестная, ведущая актриса ТЮЗа, как и мама Яны, Клавдия Ильинична Коровкина. Увидеть эту даму Яна ожидала в последнюю очередь.

– Клавдия Ильинична?

– Здравствуй, дорогая! Совсем забыла про своих стариков! Ну, доброе утро! – отодвинула ее в сторону Клавдия Ильинична и бодро вошла в квартиру. – Ого! Сколько бы я тебя ни видела, ничего не меняется… Дорогое шампанское, творческий беспорядок. И ты такая вся красивая и молодая. Ох, Яна, ты же с детства была не простым ребенком. Помнишь, как я тебя качала на коленях? По кочкам, по кочкам – оп! Яма! Ты так визжала смешно. А потом сказала, что тебе не нравятся эти ямы. Что, когда ты вырастешь, ты будешь ездить только по ровным дорогам. Прямо так и сказала. Мы еще так смеялись с Валентиной, с мамой твоей. А ты выросла – и понеслось! Какая уж там прямая дорожка! Извилистей путей по жизни ни у кого не встречала! Нет, я всё понимаю. Новый год! Ребенок с мамой в Швейцарии. Но, Яна! Тебе же не двадцать лет, что за вечеринки? Как ты выглядишь? Ты же воспитывалась как утонченная девочка. Отличница. Окончила художественную школу! Боже, как ты рисовала! – закатила глаза Клавдия Ильинична. – Какое будущее у тебя могло быть в мире искусства! А уж какая из тебя актриса получилась бы, мир столько потерял!

– Прямо-таки и мир, – все-таки смогла вставить словцо в этот монолог Яна.

– Ты что, не помнишь? Это же было в первый и последний раз, когда я поссорилась с твоей матерью! Мы же всей труппой умоляли послать тебя учиться в театральный, мы бы такое рекомендательное письмо тебе состряпали… Ты же как дочь полка была, на всех репетициях, на всех спектаклях… А какая талантливая и харизматичная девочка! Как мы ждали, что ты вольешься свежей кровью в нашу труппу! А тут Валентина просто как осатанела. Нет, и всё! Это не профессия! Не хватало ее девочке попасть в наш театральный серпентарий и быть зависимой от всего, начиная от режиссера и заканчивая элементарной удачей. «Яна видела всю нашу кухню изнутри, в том числе и неприглядную изнанку, и сама знает, что ей такого не надо!» – так говорила твоя мать и впихнула тебя в самый серьезный институт – ты пошла учиться на врача! С ума сойти! Ну зачем тебе это надо было? С таким талантом, с такими внешними данными! Зарыть всё это в землю! И ведь Валя об этом не пожалела, представляешь?

Клавдия Ильинична сняла сапоги, сунула ноги в гостевые тапочки с помпончиками, помыла руки и прошла в комнату. Она тяжело опустилась на диван за неубранный стол.

Яна проследовала за ней и села напротив в кресло. Голова у нее гудела, но она держалась молодцом.

– На самом деле, я ни минуточки не жалею, что выбрала эту профессию. Я не хотела быть актрисой, это правда, – сказала она.

– Вот и зря! Твое упущение! Ой, как тут всё вкусно! Немного заветрилось, но не испортилось. Вчера накрывали? Я поем немного с дороги? – спросила Клавдия Ильинична. Она сняла шляпку и положила рядом с собой.

– Конечно, бери, что хочешь. Я сейчас из холодильника еще ветчину принесу, или пиццу заказать могу, если хочешь, – предложила Яна.

– Ой, да мне тут всего достаточно. Вина бы… Все бутылки пустые, – стрельнула ярко подведенными глазами в сторону стола Клавдия Ильинична.

– На кухне должно быть. Сейчас принесу. Тебе белое? Красное? – спросила Яна.

– Полусладкое люблю, – улыбнулась Клавдия.

Яна направилась на кухню и вернулась с бутылкой в руках.

– Ну вот… Совсем другое дело. А то одна закуска, – заходила челюстями Клавдия Ильинична. – Ого! Какое классное вино! Спасибочки! Яна, ты какая-то растрепанная, я случайно не сорвала тебе свидание? Мужчина в доме есть? – Гостья округлила глаза и перешла на шепот.

– Нет никаких мужчин. Мой мужчина в Питере, – заверила ее Яна, присаживаясь рядом. – Кофейку?

– Попозже, – остановила услужливую Яну Клавдия Ильинична. – Ой, какая икра! Какая рыбка! С душком уже или нет? Не пойму! Но такая вкусная, что съем! – Клавдия Ильинична говорила, словно с подмостков сцены. Пребывала в образе.

Госпожа Коровкина дружила с матерью Яны с детства. Они обе дружно ходили в театральную студию, потом с разницей в год поступили в театральное училище и вернулись в свой родной провинциальный городок. Валентина, мать Яны, сразу нацелилась идти работать в свой ТЮЗ, поэтому даже не рассматривала другие предложения. А вот шуструю Клаву позвали в серьезный Новосибирский драматический театр, даже квартиру обещали. Но Клава почему-то отклонила это приглашение и осталась вместе с Валей в ТЮЗе. Считается, что работать в детском театре непрестижно. Да, в этом есть доля истины – кому охота играть заек, лисичек или куриные ноги избушки Бабы-Яги? Но это не значит, что для детей нужно играть плохо, кое-как, спустя рукава. Подруги были убеждены и свято верили, что для детей нужно играть в сто раз лучше, чем для взрослых, и с блеском справлялись со своими ролями. Так как Клава и Валентина были примерно одного возраста, комплекции и дарования, то в ТЮЗе они часто играли одни и те же роли, подменяя одна другую. Они не завидовали друг другу, просто дружили.

Через несколько лет мать Яны первая поняла, что с ролей молоденьких принцесс, маленьких девочек и мальчиков им пора уходить. Но Клавдия не хотела сдавать свои позиции и окопалась в своей молодости, как героический солдат в окопе, отстреливаясь от подступающей старости. Она сделала несколько пластических операций, день и ночь сидела в различных косметических кабинетах и на разнообразных диетах. Диеты и голодание сделали свое дело – некогда симпатичная женщина превратилась во вредную подлую грымзу. Она стала шпынять молоденьких актеров и делать им всякие пакости, сама не понимая, что просто завидует их молодости и творческим перспективам. Характер у Клавы испортился, она порой сама себя пугалась. В театре ее прозвали «Шапокляк». Но вскоре и ей пришлось перейти на возрастные роли.