Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То есть её не было в поезде? – уточнил я.
– Женщина была, её видели. Скорее всего, билет она покупала под именем Ольга Чехова. Скорее всего, тайно вышла из поезда на границе Питера, когда отцепляли восьмой вагон. Ехала она одна, никакого мужа и дочери с ней не было.
– Я ведь даже проснулся, – заметил я. – Вышел в тамбур… с проводником пообщался.
– Не было похоже на то, что в купе кто-то заглядывал в твоё отсутствие? – спросил Михаил.
Я вздрогнул, глядя на Найда. Тот пожал плечами.
– Не знаю, – сказал я. – Как-то и в голову не пришло… Ольга Чехова… Чем-то знакомое имя.
– Старая русско-немецкая актриса первой половины двадцатого века. Гитлер её очень любил, несмотря на русское происхождение. Ещё, говорят, была агентом НКВД. Спроси Маркина, он точно скажет.
– Ну, ты же не хочешь сказать…
Бедренец вздохнул.
– Нет, конечно. Та Чехова давным-давно умерла, шансов восстать у неё не больше, чем у Наполеона. Но если фальшивое имя выбрано не случайно, то это интересный штрих. Любит литературу, однако.
Я подумал немного и кивнул. Перед глазами стояла Ольга Чехова, она же Александра Фадеева. Блин, красивая женщина. Такие не должны быть убийцами. Ладно, такие имеют право из ревности застрелить соперницу или мужа-обманщика! Но уж никак не отравить вагон мальчишек-курсантов!
– Как у тебя-то? – спросил Бедренец мягче.
– Всё нормально, – ответил я.
– Как Настя?
– А что Настя? Тоже нормально. Днюет и ночует на работе. Ты же понимаешь.
– Она хороший, увлечённый сотрудник, но мне казалось, что любовь к тебе для неё важнее, – осторожно сказал Бедренец. – Может быть, это для неё единственная возможность быть рядом с тобой?
Я улыбнулся.
– Если бы даже и так? Неужели ты думаешь, Михаил, что я стал бы жить с мёртвой женщиной, которую когда-то любил?
Старый кваzи посмотрел мне в глаза. Потом покачал головой.
– Нет, Денис. Ты бы не стал.
Санкт-Петербург – город с тяжёлой судьбой. Сколько людей положил в сырую невскую землю Пётр I, одержимый идеей построить в России европейский город, – никто не знает, но считается, что не меньше ста тысяч. Для тех времён цифра чудовищная.
Потом был 1905 год и Кровавое воскресенье.
После была революция и десятки тысяч погибших.
Затем – фашистская блокада и полтора миллиона умерших от голода и холода.
Так что столицей кваzи Санкт-Петербург стал удивительно естественно. Нельзя сказать, что во время катастрофы он особенно сильно пострадал. Не Киев, в конце концов, где людей осталось процентов двадцать от населения. Но кваzи стали стекаться в него со всей страны, а живые – уезжать. Без конфликтов, без ссор. Как-то очень спокойно и буднично, будто город ждал этого момента.
– Ну, так зачем ты меня вызвал? – спросил я.
Мы с Михаилом стояли на Банковском мосту, как на мой взгляд – самом красивом в Питере. Мимо шли люди и кваzи, редкие туристы фотографировались у крылатых львов, традиционно обзывая их грифонами. Львы не обижались, они привыкли.
Мы были одни. Найд ушёл. Убежал к своим знакомым-приятелям, унёсся как ветер, едва ли не вприпрыжку. Его ждали друзья живые и мёртвые, а меня – один лишь только Драный Лис.
– У меня большие проблемы, – сказал Михаил. – Да, в общем-то, у всех нас… – Он замолчал на миг. – Полгода назад мы предотвратили войну между живыми и кваzи. Спасибо тебе. Ты наш друг.
Я вздохнул. Полгода назад я позволил Михаилу забрать смертоносный вирусный штамм, способный выборочно уничтожить всё взрослое население мира. Нет, вру. Не позволил забрать. Сам отдал оружие, созданное сумасшедшим гением, профессором Виктором Томилиным. Сохранил, так сказать, баланс между живыми и мёртвыми.
– Когда ты умираешь, – сказал я, – то ты этого не чувствуешь, плохо всем вокруг. Примерно то же самое, когда ты тупой.
Михаил несколько мгновений помолчал, глядя на холодную воду канала. Когда кваzи напряжённо размышляют, то даже самые способные перестают выглядеть живыми. Михаил хотя бы дышал, а некоторые забывают – им не надо делать это так часто, как людям.
– Это смешно, – решил он наконец-то. – Ты хочешь сказать, что, называя тебя другом, я повёл себя как идиот.
– Да.
– Но мы работали вместе. И ты отдал мне вирус, хотя я не стал драться за него.
– Да, – сказал я, глядя в мутноватую от стужи воду.
– Ты вёл себя как друг.
– Я вёл себя как разумный человек. Я вообще чемпион мира по разумным поступкам. Мне не нравится то, каким стал мир. Но и люди, и кваzи нужны друг другу. Если бы вы все вымерли – мы остались бы наедине с восставшими. На них «чёрная плесень» действует?
Вообще-то я знал ответ. Михаил, полагаю, тоже, но ответил он уклончиво:
– Биологически кваzи и восставшие почти идентичны.
– Хорошо, остались бы только люди. Но в разрушенном мире, где всё равно постоянно восставали бы покойники. А к тому, что сейчас происходит, мы приспособились.
– Работает – не трогай, – кивнул Михаил. – Разумный вывод. Но ты всё равно наш друг. Мой друг!
Я вздохнул. Если кваzи что-то себе вбил в голову – то лишить его этого убеждения можно только вместе с головой.
– Так что случилось? – спросил я. – Ты принёс Представителю вирус. Ты должен быть на коне. А у меня сложилось ощущение, что ты… не в фаворе.
– Этот вопрос я проясню позже, – ответил Михаил. – Основная проблема в другом.
Ну вот. Никуда не денешься, я согласился приехать, я встретился с Михаилом, я позволил ему втянуть себя в разговор.
Глупо теперь затыкать уши и напевать «ла-ла-ла».
– И в чём же? – покорно спросил я.
– Появились атипичные восставшие и атипичные кваzи, – сказал Михаил. – С первыми ты уже знаком.
– Встали слишком быстро, сразу рванулись на охоту, – кивнул я. – А кваzи?
– За последние две недели зафиксировано четыре случая нападения кваzи на людей, – сказал Бедренец.
– Удивил, – фыркнул я. – Вот только не надо делать вид, что среди кваzи не встречаются убийцы.
– Да, – согласился Михаил. – Бывают. Но, видишь ли, раньше не встречалось кваzи, которые были бы способны… терзать жертву.
Я посмотрел на него. Вопросительно поднял бровь.
Михаил откровенно мялся. Он вдруг даже снял шляпу и пригладил волосы ладонью. И отводил глаза.
– Терзать можно по-разному, – сказал я. – Вот ты сейчас меня терзаешь своими экивоками. Но мне кажется, что ты имел в виду…