– Сопелкин, завтра снова приду и проверю!

Дайнека схватила его за руку:

– Как ты сказал?

– Приду и проверю…

– Да, нет! Как ты его назвал?

– Сопелкин…

– Имя-отчество?

– Геннадий Петрович. – Вячеслав не спускал с нее удивленного взгляда.

– Извини. – Дайнека побежала за стариком. – Геннадий Петрович!

Не обращая на нее никакого внимания, Сопелкин спускался по лестнице с ковром на плече.

– Стойте же! Подождите!

На мраморной лестнице между первым и вторым этажами Сопелкин остановился и скинул ковер на пол.

– Ну, что вам еще? Вообще, кто вы такая?

– Называйте меня Дайнекой или Людмилой, как больше нравится.

Старик оглядел себя, стряхнул со спецовки пыль, выпрямил спину и спросил уже с интересом:

– Что вам угодно?

– Вы худрук Дома культуры?

Он вскинул руки.

– Вспомнила! Когда это было… Теперь я завхоз.

– Но ведь вы Геннадий Петрович Сопелкин?

– Да, я Сопелкин.

Дайнека умоляюще сложила руки домиком.

– Прошу вас, очень нужно поговорить!

Покосившись на ковер, Геннадий Петрович заметил:

– В кабинет пригласить не могу. Нет у меня кабинета. Склад – в подвале. Туда вряд ли пойдете.

– Можно и здесь. Помните, тридцать лет назад здесь, в Доме культуры, пропала девушка, Лена Свиридова?

– Да-да, что-то припоминаю… – Сопелкин перевел взгляд на окно, и Дайнека собразила, что это было именно то место и то окно над служебным подъездом.

Она отдернула штору, глянула вниз, потом обернулась:

– Отсюда вы видели, как уезжала Свиридова?

– Постойте… Откуда вам это известно? И с какой целью вы задаете вопросы?

– Я близкая родственница, – на ходу соврала Дайнека и добавила: – Троюродная сестра Лены. Следователь, который вел ее дело, рассказывал об этом моей тетке.

Недоверчиво покосившись на нее, Геннадий Петрович все же заговорил:

– В те времена здесь висели глухие французские шторы. Знаете, когда по всей ширине белые полотна собраны фалдами. Изысканно, благородно… А теперь повесили синтетический тюль, – он вздохнул. – Театр – это храм. Когда зритель приходит сюда, его не должно беспокоить, что происходит на улице.

– Кстати, а зачем вы смотрели в окно? – задав этот вопрос, Дайнека сама не поняла, как он пришел ей в голову.

– В каком смысле?..

– Если штора была французской, значит, через нее ничего не было видно. Вам нужно было ее отдернуть, чтобы увидеть, как Свиридова садится в машину.

Сопелкин непроизвольно мотнул головой.

– Так я и отдернул.

– Но для чего? Ведь не для того же, чтобы ее увидеть?

– Конечно, не для того… – Он ненадолго задумался. – Теперь вряд ли я вспомню. Может, кого ждал. Да это не важно. Важно лишь то, что она уехала в черной «Волге».

Дайнека напряглась и с подозрением уставилась на Сопелкина.

– Следователю вы сказали, что Свиридова села в белые «Жигули»!

Геннадий Петрович повысил голос:

– Я пожилой человек! И это не самое важное воспоминание в моей жизни! Мог и забыть.

– Простите… Только один вопрос: помните, во что была одета Свиридова?

– Вы хоть понимаете, когда это было? Тридцать лет прошло, и я должен помнить, что она была в красном пальто?

– Но ведь помните, – улыбнулась Дайнека и снова спросила: – Была у нее сумочка?

– Была, – уверенно подтвердил Сопелкин. – Куда бы она поехала без нее?

– Видите ли… – говоря эти слова, Дайнека внимательно смотрела ему в лицо. – Вчера, перебирая ящики с реквизитом, я нашла сумочку с паспортом Елены Сергеевны Свиридовой.

– Так и думал, что вы никакая не родственница! – Сопелкин поднял ковер и взвалил его на плечо. – Нет у меня времени, я на работе.

– Знаете, – сказала Дайнека, – вы сейчас похожи на человека, которому есть что скрывать.

Резко повернувшись, Геннадий Петрович шаркнул ковром по стене, отчего еще сильней рассердился:

– Зачем вы копаетесь в прошлом? Чего вам не живется спокойно?

Этот вопрос застал Дайнеку врасплох. Она не знала, как на него ответить. Вместо этого попросила:

– Пожалуйста, расскажите мне, как все было на самом деле.

– Я не помню… – со слезой в голосе простонал Геннадий Петрович.

– Расскажите, что помните, – миролюбиво согласилась Дайнека.

Крякнув, Сопелкин поправил ковер, лежащий у него на плече.

– Идемте в подвал. Там все расскажу, – он посмотрел на нее и вдруг перешел на «ты». – Не боишься? Вот закатаю в ковер и спрячу где-нибудь в подземелье… – Не дождавшись ее реакции, Геннадий Петрович вежливо пояснил: – Шутка юмора.

Потом они спустились в подвал, и Сопелкин рассказал все, что помнил о том дне.

Пятница, 6 апреля 1984 года

На работу Сопелкин пришел в восемь вечера. Вахтер сразу предупредил:

– Вас директор, Виолетта Андреевна, спрашивала.

Покосившись на директорский кабинет, Геннадий Петрович осторожно спросил:

– Где она?

– Двадцать минут как домой ушла. Велела записать, во сколько вы явитесь.

– Скажешь, что пришел в семнадцать часов.

Вахтер усомнился:

– Я уже доложил ей, что вас нет.

– Извинишься, скажешь, что не заметил. Дескать, пришел Геннадий Петрович – и сразу в какой-нибудь коллектив, номер смотреть. Кто там у нас сегодня? – Сопелкин поддернул штанину и посмотрел на ботинок. – Что за дикая мысль – устраивать ремонт, не закончив сезона!

Вахтер полистал журнал:

– В тридцать шестом кабинете занимается хор ветеранов труда…

Сопелкин поморщился:

– Кто там еще?

– В сорок четвертом репетирует драмтеатр.

– Ага! – Геннадий Петрович повеселел: – Запиши в журнале, что я пришел в семнадцать часов – и сразу в сорок четвертый.

– Так они к восемнадцати собираются.

– А ветераны труда к скольки?

– Эти – к семнадцати.

– Значит, так: в семнадцать я пошел к ветеранам, потом в драматический… Записал? – Сопелкин снова посмотрел на ботинок, вынул платок и тщательно протер его у подошвы. – Скажи уборщице, чтобы вытерла в тамбуре и на лестнице. Натаскали известки, пройти невозможно…