— с преступным миром города Петербурга, про который (в смысле — преступный мир) было снято огромное количество сериалов, ставших для следователя дополнительной умственной тренировкой, а кроме того, своеобразной энциклопедией преступных схем и потенциально действенных следственных приёмов.

Показатель раскрываемости у Шитова составлял ровно сто процентов. Это казалось невозможным, но было так. Сам следователь не мог с полной уверенностью сказать, что именно помогало ему в работе, — но кое-какие догадки у него имелись.

Возможно, дело было во взгляде, каким Георгий смотрел на каждого, с кем разговаривал. Однажды воспроизведя перед зеркалом свой обычный вид при беседах со свидетелями или подозреваемыми, он определил выражение собственных синих глаз как холодное, изучающее, бесстрастное и в то же время решительное. Он словно сканировал взглядом любого, кто перед ним находился, — просто обычно старался, чтобы это было менее заметно.

И что-то во внешности, мимике, позе каждого фигуранта отпечатывалось у Шитова в голове, позволяло из многих мелочей, которые следователь часто даже не осознавал, составить чёткое, а главное — безошибочное впечатление о человеке, его характере и возможностях. А уже основываясь на этом, он выдвигал версии и делал выводы, которые всегда попадали точно в цель.

К тому же, такой взгляд давал более высокую вероятность, что свидетель ничего не утаит, а подозреваемый (конечно, если он виновен) расколется. А в тех случаях, когда это не срабатывало, Шитову помогала логика, которая никогда не позволяла ему ошибиться.

Когда он только начинал свою карьеру, преступники откровенно смеялись над ним и над его причёской. Но Георгий к этому привык ещё в универе — поэтому без лишних эмоций вёл допросы, в ответ на обзывательства предлагал ответить за слова, приводил убойные аргументы и улики и «закрывал» виновных одного за другим. За это его начали ненавидеть — и однажды совершили покушение. Однако он смог отбиться от банды отморозков, посадил их всех и удлинил срок организаторам, решившим так отомстить ему из-за решётки. И постепенно ненависть превратилась в уважение — иногда и с оттенком страха.

Серьёзные разборки из сериалов обошли Шитова стороной — большей частью потому, что он не вёл так называемые особо важные дела, специализируясь на «обычных». И как раз из-за его противостояния с начальством его пока и не продвигали на более высокий уровень ответственности, как следовало бы. В результате панковский гребень и хранил Георгия от проблем, которые мог ему доставить какой-нибудь петербургский «Мориарти».

Таков был путь следователя Георгия Романовича Шитова.

* * *

Дойдя до начала улицы Комсомола, Георгий свернул на примыкавшую к ней под углом улицу Академика Лебедева, чтобы пройти по ней с десяток домов и затем уже через дворы добраться до своего жилища.

Сам он жил на Чугунной, в одном из неспокойных мест района, где от родителей ему досталась квартира, — но, тем не менее, предпочитал ходить домой пешком, несмотря на все возможные опасности. Так было удобнее: не тратилась на автобус часть его небольшой зарплаты, а ещё он мог несколько лишних минут в день любоваться красивым городом, который Шитов любил, может быть, даже сильнее службы.

А что до опасностей, — Георгий считал, что ему лично ничего не грозит. В просторных карманах его чёрного пальто лежали удостоверение и пистолет, и если не первое, то второе уж точно должно было решить какую угодно проблему этого плана.

Вот, наконец, появился по правую руку тот бледно-коричневый каменный дом с проходным двором, откуда можно было строить остаток своего пути до Чугунной. Георгий свернул в подворотню — и вдруг ему послышалось откуда-то из двора: «Шухер, шухер!..» И тут же он заметил три фигуры, бегущие словно бы прочь от него, которого, если подумать, вообще не могли миг назад увидеть, — к противоположному проходу.

Интуиция врубила в голове следака режим тревоги и заставила действовать быстро. А именно — нащупать в кармане пистолет и сорваться на бег.

— Стоять! Полиция! — ещё не осознавая всей ситуации, крикнул Шитов пришедшую на ум фразу вдогонку убегавшим, которые как раз успели скрыться за домом.

«Так, примерно двадцать метров они преодолели за три с лишним секунды. Рванули с места в карьер — значит, либо спортсмены, либо привыкли убегать. Второе вероятнее…» — думал Шитов, добегая на ускорении до подворотни, через которую смылась троица.

Там пришлось остановиться и признать, что эти молодые люди (потому как только молодые могли так бегать) успешно удрали в неизвестном направлении, использовав как прикрытие элементы городского пейзажа. Георгий, правда, тоже был ещё далеко не старым и вполне спортивным, но у этих явно было больше практики. Поэтому шанс догнать их прямо сейчас стремился к нулю и, естественно, не сработал.

Но почему они убегали? И как почувствовали его, Шитова, приближение?

«Что ж, как говорил один известный опер, поймаем — спросим, — подумал Георгий, обернулся и лишь теперь заметил лежащего на дворовом снегу человека в чём-то похожем на плащ. — Ага, понятно. Шпана балуется. Грабёж или разбойное нападение с нанесением лёгких или средней тяжести повреждений… Эх, предупреждал же меня Гречко — и вот, накаркал…»

Георгий подбежал к лежащему и наклонился над ним. То, что по виду (и по запаху) это был кто-то также с социального дна, ни на что не влияло: раз Шитов поставил своей целью помогать людям, то исключений в этом плане быть не могло.

— Эй, вы как? Нормально? Встать сможете? — участливо спросил следователь.

Тип в плаще застонал, заворочался, отнял руки от лица, и Шитов увидел, что этот человек — его ровесник, даже на вид чуть младше, с курчавыми чёрными волосами и такого же цвета глазами. А ещё — с разбитой губой, ссадиной на измазанной грязью скуле и каким-то поражённо-недоумевающим выражением на физиономии.

Потерпевший посмотрел на следователя (как тому показалось, с испугом и непониманием), произнёс что-то вроде:

— He llik ert suht ga?.. — Затем резко сел, заставив Георгия выпрямиться, и со злостью выкрикнул: — Gyrn ne knast thirp hrn ki va, skhlanarn?!

— Тихо-тихо… — Георгий легонько помахал выставленными перед собой ладонями. — Я не с ними, я… Да ты, похоже, ни слова по-русски не понимаешь! Иностранец, что ли?.. А, чего это я… Нет, я — не с ними, ты не думай…

Последние слова он продублировал жестами: указал на себя, в ту сторону, куда убежали нападавшие, и скрестил перед грудью руки, показывая, он не имеет к тем троим никакого отношения. Но потерпевший продолжал глядеть на него со смесью недоверия и полнейшего непонимания.

«Так, на вид европеоид, язык по звучанию похож на что-то скандинавское, но