После исключения из гимназии Роман Унгерн был определен для продолжения образования в частный пансион Савича в Ревеле. Он много читает, причем читает не все подряд, «запоем», а с большим разбором: Данте, Гете, Достоевский… Он увлекается философией, средневековой и современной, читает модного в то время философа Анри Бергсона. Современники отмечали, что при себе молодой барон всегда имел какую-нибудь философскую книгу, для удобства чтения разрывая ее на отдельные листы. Следует отметить, что круг чтения Романа Унгерна был весьма нестандартным для молодых людей конца XIX века. В джентльменский набор молодого русского интеллигента входят книги Льва Толстого, А. П. Чехова, Дм. С. Мережковского, декадентский журнал «Мир искусства», из философии — труды Маркса и его последователей, Плеханов, французские философы-позитивисты… Это было общим поветрием — не были исключением и молодые офицеры. Так поручик Антон Деникин, один из будущих руководителей Белого движения, учившийся примерно в это же время в Академии Генерального штаба, в свободное от занятий время изучает работы марксиста Петра Струве, сатирические памфлеты А. Амфитеатрова, читает и более серьезную «нелегальщину». Круг чтения барона, безусловно, указывает на человека, склонного к самоуглубленности и философской рефлексии, эмоциональной вовлеченности, проявляющего интерес к метафизическим основам бытия.

На характер Романа Унгерна наложили свой отпечаток и семейные неурядицы. Как писал в своих «Записках» командир Унгерна, барон П. Н. Врангель: «Барон Унгерн с самого раннего детства оказался предоставленным самому себе. Его мать… вышла вторично замуж и, по-видимому, перестала интересоваться своим сыном». Это предположение Врангеля похоже на правду и получает косвенное подтверждение в записи, сделанной в Аттестационной тетради Р. Ф. Унгерн-Штернберга, которая велась преподавателями Морского кадетского корпуса: «Нравственное положение кадета в семье. 1905, январь. Имеет плохие отношения с отчимом».

Прошение о принятии на воспитание в младший специальный класс Морского кадетского корпуса барона Романа Федоровича Унгерн-Штернберга, отрывок из которого был приведен нами выше, было подано его отчимом 1 августа 1902 года. После сдачи вступительных экзаменов, как гласит выписка из Приказа по Морскому кадетскому корпусу № 125 от 5 мая 1903 года, «потомственный дворянин лютеранского вероисповедания Р. Ф. Унгерн-Штернберг, получивший воспитание в частном пансионе Савича, зачислен на казенный счет в младший специальный класс». Через несколько дней после зачисления Роман Унгерн отбыл со своим классом в море, в свое первое учебное плавание.

Рассказывать о детских и юношеских годах барона Р. Ф. Унгерн-Штернберга представляется достаточно сложным: свидетельств людей, хорошо знавших молодого барона, практически не осталось. Сам же Унгерн свои юношеские годы вспоминать не любил — по его мнению, в них не было ничего примечательного, что выделяло бы молодого кадета из десятков тысяч его современников, учившихся в многочисленных кадетских корпусах по всей Российской империи. Годы обучения Романа в кадетском корпусе не получили должного осдещения в литературе о нем. Все известные нам биографы барона пишут об этом периоде его жизни скороговоркой — отсутствие фактического материала часто лодменяется непроверенными фактами, домыслами, выстраиванием сомнительных конструкций, в которых характер и дела уже взрослого барона Унгерна, генерала белой армии, проецируются на поступки юного кадета Морского корпуса и подчас даже объясняются ими.

Достаточно подробно о пребывании Романа Унгерна в Морском кадетском корпусе говорит историк Андрей Кручинин. Свой рассказ он основывает на записях, сохранившихся в дошедшей до нас Аттестационной тетради кадета Р. Ф. Унгерн-Штернберга. Обратимся к материалам, изложенным А. С. Кручининым:

«Вряд ли Унгерн был хорошо подготовлен к службе; тем не менее новая жизнь воспринимается им, как можно предположить, с энтузиазмом, а первая аттестация, датированная 12 августа, даже начинается со слов: «Очень хороший кадет». Правда, продолжение не столь «заздравное» — «… но ленив, очень любит физические упражнения и прекрасно работает на марсе (то есть управляется с парусами, что требовало сноровки и смелости). Не особенно опрятен. Сильный от природы, «очень хорошего поведения» (было начато «отличн.», но не дописано, может быть, из-за единственного взыскания за курение в неположенном месте), «очень исправный» по службе, он был по оценке начальства «мало прилежен» и «мало внимателен» лишь на учебных занятиях, однако и последнее обстоятельство почти не сказалось на полученных по итогам плавания баллах.

Но лето сменилось осенью, а по-своему увлекательное и бывшее, очевидно, в новинку для Романа плавание — серыми и однообразными учебными буднями и в его аттестационной тетради записывается взыскание за взысканием…»

Правда, характер проступков, совершенных кадетом Уцгерном, не носит ничего экстраординарного — обычные дисциплинарные нарушения, присущие многим молодым людям, обучающимся в закрытых учебных заведениях воинского типа, где дисциплине уделяется повышенное внимание, а требования внутреннего распорядка весьма жестки и не допускают даже малейших послаблений.

На кадета Унгерна регулярно накладываются дисциплинарные взыскания «за курение в неположенном месте», за привычку залеживаться в постели после сигнала побудки, за «невнимательное стояние в церкви», за опоздания на занятия, за «прибытие из отпуска с длинными волосами»… Основных наказаний было два — лишение отпуска (увольнения) на различные сроки и дисциплинарный арест. Вообще, сам стиль поведения кадетов Морского корпуса отличался некоторой нарочитой расхлябанностью и демонстративным нарушением дисциплины — так, по их мнению, должны были себя вести настоящие «морские волки». Тем не менее поведение кадета Унгерна в первом полугодии 1903/04 учебного года оценивалось как весьма удовлетворительное и даже «хорошее» — восьмью баллами по двенадцатибалльной шкале оценок, принятой в корпусе.

Тем не менее итог обучения за 1903/04 годы оказался обескураживающим: Учебно-воспитательный совет Морского кадетского корпуса постановил оставить кадета Унгерна «на второй год в младшем специальном классе». Причиной тому было не поведение кадета, которое, как мы отметили выше, преподаватели корпуса оценивали как «очень хорошее» или «посредственное» (что также было приемлемым). Нарушения дисциплины, которые допускал Унгерн, не носили ничего вызывающего и чрезвычайного. Они были вполне рядовыми для кадетской среды. «Сгубили молодца не проказы, — указывает А. Кручинин, — а навигация с астрономией. Астрономия вообще была страшилищем для морских кадет; не давалась они и Унгерну. Другим камнем преткновения стал предмет, именуемый «Навигация и лоция«… Нельзя сказать, что Роман был совсем неспособен к точным наукам: плохие отметки по другим предметам ему удавалось исправить». Средний годовой балл кадета Романа Унгерна, за вычетом навигации и астрономии, оказался довольно высоким — 8,3. Тем не менее учебный 1904/05 год он начал снова в младшем специальном классе.

Еще раз заглянем в Аттестационную тетрадь кадета Унгерна: нарушения дисциплины и, соответственно, взыскания сыплются на него как из рога изобилия.

«2 июня. (Унгерн находился в очередном летнем плавании. — А. Ж.) Стоя при вахтенном начальнике, уходил со своего места и на замечания вахт, начальника: «Куда Вы все уходите, несмотря на то что Вам приказано быть на шканцах», — отвечал: «Я не рассыльный, чтоб стоять на одном месте». Стр. арест на 3 суток и ставить на время отдыха на шканцы в течение месяца…