— Приятель? — спросил мамин «сосед по парте».

Я кивнул.

Поравнявшись с нами, Родька засопел и сказал: «Здрасть!»

— Здравствуй!

Наш гость протянул ему руку:

— Алексей Николаевич. Будем знакомы.

— Шишкарёв, — ошарашенно ответил Родька, отвечая на рукопожатие, и стал потихоньку уподобляться помидору. Но, собственно говоря, как он должен был себя назвать, если все семь лет в школе у него не было другого имени.

— Футболист? — спросил «Алексей Николаевич», рассматривая наклейки на Родькином рюкзаке.

— Не-а, — «выразительно» ответил Шишкарев и совсем засмущался.

Тут из-за угла выбежала Ванда.

— Про футбол — это к ней, — сказал я, выручая приятеля. И сказал истинную правду. Дело в том, что я единственный в нашей компании, кто может раз пятьдесят набить мяч и знает пару финтов типа обводки, но футболом не интересуется. Мне бы просто погонять мяч. Недолго. У меня выносливости не хватает. А вот Шишкарев бредил футболом еще с детского сада. Но в пятом классе при отборе в секцию, он смог прыгнуть с места только на сто сантиметров, ни на сантиметр больше, и остался за бортом. Зато он знает все известные клубы мира и владельцев «золотых мячей» за последние десять лет. Что же касается Ванды, то ее двоюродный брат, девятилетний прыщ Макс, занимается в футбольной секции. Так вот он и его папаша регулярно посвящают все семейство Вишневских в футбольные новости. И не успел я и глазом моргнуть, как мы с Шишкаревым уже плелись хвостом за Вандой и маминым одноклассником, которые темпераментно обсуждали успехи Аршавина в «Арсенале» и что светит нашей сборной на «Евро-16».

Мы попрощались с нашим гостем у автобусной остановки и вошли в школьный двор.

— Прикольный мужик, — сказал Шишкарев, оглядываясь.

— Классный дядька, — поддержала его Вишневская. — Он кто, родственник?

— Из Новосибирска, — ответил я уклончиво.

«Прощайте, ребята, был рад с вами повидаться!»

«Сосед по парте» пробыл у нас еще три дня. Но я так и не узнал, продолжились ли их с мамой ночные посиделки. В бассейне были зачетные занятия, я ужасно уставал и, как ни старался подольше не засыпать, отключался едва касался головой подушки. Один раз я проснулся за час до сигнала будильника и единственный раз увидал нашего гостя спящим. Он лежал, охватив руками подушку. Тихо. Но когда раздался «Имперский марш», кресло было уже собрано. Ко мне с расспросами он не лез, и я понемногу стал к нему привыкать, хотя мне не совсем нравилось, что мама в его присутствии становилась какой-то… несамостоятельной, что ли. Он приносил продукты, мыл посуду и накрывал стол к ее приходу. Одно меня радовало: судя по всему, папашей мне он не был.

Мамин одноклассник покинул нас неожиданно: встал после вечернего чая, вышел в переднюю, потом вернулся уже одетым с сумкой на плече и сказал совершенно буднично:

— Прощайте, ребята, был рад с вами повидаться!

Мама так и застыла у раковины с чашкой в руке.

— Леша…

Он улыбнулся, но как-то невесело, и исчез за порогом.

А мама опустилась на стул, не выпуская из рук мокрую чашку, и застыла. Шумел водопад из крана, но шаги на лестницы были долго слышны, а потом хлопнула дверь в подъезде. И всё…

* * *

Когда наш гость приехал, я все боялся, что он будет совать свой нос в мои дела. Но получилось так, что он меня почти не замечал. И представьте, я этому не радовался. Мне было почему-то досадно. А тут еще Ванда говорит:

— Этот твой… из Новосибирска… чем-то на тебя похож. Руками так же размахивает. И ноги…

Я вскинулся:

— Что еще с ногами?!

— Чего ты? Длинные!

— Ну, ты даешь! Прям вот так за один раз все разглядела!

— А я его раза три встречала, когда из музыкалки шла. Он первым здоровался. Мы о защитнике Жиркове говорили. Ну, что ему выносливости не хватало. Как тебе, между прочим.

— Ты с ума сошла! — взвился я. — С чего это вы меня обсуждали. Кто тебя за язык тянул?!

Ванда демонстративно отошла от меня и пальцем у виска покрутила:

— О тебе это я сейчас сказала. Мы тебя и не вспоминали, с чего это ты дергаешься!

Ну, я сразу же сдулся, но Ванда еще пол дня старалась в мою сторону не смотреть.

«Главное в человеке не внешность, только…»

После отъезда «соседа по парте» я спросил маму:

— Ты только с… Андреем Николаевичем дружила или еще с кем-нибудь?

— С Пашей. Павликом Шубиным.

— А с девочками?

— У меня не очень получалось. Нет, хорошие отношения со многими были, но дружила с Лешкой и Пашей.

— Но Ванда с нами подружилась, потому что она некрасивая. Девчонки над ней смеются. А ты ведь была… нормальная, красивая даже.

— Ну, знаешь! — возмутилась мама. — Ванда будет очень интересной женщиной, а вот эти ваши кукольные красавицы, которые над ней смеются, превратятся в обычных клуш.

— Да нет, — стал я оправдываться. — Я же понимаю, что главное в человеке не внешность, только, как же Ванда с ее шнобелем станет красоткой?!

— Боже, Кит! Какой еще «шнобель»?! У Ванды прелестное живое личико! У неё чУдные глаза, рот выразительный, высокие скулы и нос хорошей лепки. Это сейчас нос великоват, но пропорции скоро изменятся!

Я ничего не ответил. Только плечами пожал. Глаза у Ванды действительно чудны́е, как у совы, а рот… О таком говорят «рот до ушей, хоть завязочки пришей». Про скулы я не понял, где они у нее, а нос никак не может стать меньше! Но для меня все это не имеет никакого значения. Как мне совершенно неважно, Шишкарев красивый или нет. Я с ними в разведку готов пойти и порву любого, кто их обидит. И точно знаю, они так же ко мне относятся. И все же красивые девчонки — они сразу красивые. Вот Даша Вольская из девятого. Я когда в «Тамани» прочитал о том, как редко у нас встречаются «правильный нос и маленькая ножка», то сразу мысленно представил Дашу. Вот у нее все это есть. И правильный нос, и маленькая ножка. И вот она идет по коридору, где полно людей, и никого не заденет, не сделает ни одного неловкого движения. А Ванда, если на этаже будет хоть один человек, обязательно его толкнет, а то и с ног сшибет. Не нарочно. Она жуткая дылда, и кажется, что рук и ног у неё как-то больше, чем надо.

После отъезда