— Валим!

Бдительная Серафима заметила мой жест и сказала возмущенным голосом:

— Никита! Это что, твоя подруга?! А ты не мог мне раньше об этом сказать, чтоб я не волновалась за экспонаты?! Про бабушку мне сказки рассказывают!

— А у нее бабка — «Сонька-золотая ручка»! Она ею гордится! — огрызнулся я, и мы помчались к выходу.

В «Дубравке»

За дверью нас чуть не сбил со ступенек порыв ветра, а струи дождя принялись плетями хлестать по лицу. «Описание природы всегда помогает раскрыть настроение главного героя» (это внутри меня прозвучала фраза, которую все мы постоянно произносим на уроках литературы). В данный момент это можно было отнести и ко мне. Вчера за окном была уже не «золотая осень» первых сентябрьских дней, а унылая, но спокойная, осенняя пора без «очарованья». Мама возвратилась из больницы, в моей жизни стал восстанавливаться прежний порядок, и погода соответствовала тому, что происходило у нас дома. Но вот то, что открылось мне сегодня, не могло происходить ни при ярком солнце, ни унылым осенним днем. Только в бурю, грозу, ураган!

Я мчался, не разбирая дороги, и остановился только тогда, когда услышал, вопль Ванды. Оглянувшись по сторонам, я увидел, что мы оказались в «Дубравке». Ванда стояла на одной ноге, прислонившись к дереву.

Пришлось вернуться:

— Ну, какого ты увязалась за мной!

Капюшон слез у Ванды с головы, и «воронье гнездо» из черных курчавых волос превратилось в сосульки из длинные прямых прядей. Вид у нее был несчастный.

— Нога…! — протянула Ванда.

Слава богу, мы были недалеко от беседки, где летом ставили столики для игры в шахматы. Усадив Ванду на скамейку, я помог ей снять кроссовки и стянуть носок.

— Наверное связки потянула, — решила Ванда. — Это ничего, как-нибудь допрыгаю домой. Только давай посидим немного, а то я устала. Ты бегаешь, как лось!

Потом мы оба уставились на ее лодыжку. Собственно, нога была такой худой, что где там мышцы и связки было непонятно. Одни кости! Но двигать ступней ей было больно, она морщилась и ойкала.

Конечно, хорошо было бы туго перебинтовать ей ногу, но чем? Мой шарф был слишком толстым для этого.

— Вот что, — заявил я, стягивая его с шеи. — Надевай мой шарф, а мне дай свой платок.

— Еще чего?! — удивилась Ванда.

— Того, что сустав нужно зафиксировать!

Я сложил платок по диагонали в длинную полоску, снял с ноги Ванды носок и крепко перевязал ногу. Ванда попыталась встать.

— Ничего, — сказала она дрожащим голосом. — но давай посидим еще немного. Никак не отдышусь.

— Ты замерзнешь! Капюшон хотя бы завяжи!

Здесь в «Дубравке» сильный ветер рассыпался между деревьями на много слабых ветерков, как вода в душе. Но все равно было сыро и зябко. У Ванды прямо на глазах стали синеть и дрожать губы.

— Все! — решительно сказал я. — Пойдем отсюда!

Ванда оперлась на мое плечо, и мы потащились к ней домой. Мне все время приходилось выбирать дорогу поудобней и где-то в глубине души я был рад, что у меня не было времени на то, чтобы обдумывать все сказанное Мартой.

Это не выздоровление!

Дома у Ванды никого не оказалось. Я позвонил маме, и она сказала, чтобы я на четверть часа приложил к ноге лед через какую-нибудь тряпку и дождался старших. Я кое-как привязал к лодыжке глыбку льда, которую обнаружил в морозилке (Ванда сказала, что «мама ею умывается»?!). Потом мы с Вишневской устроились в кухне и стали пить чай с клубничным вареньем. Намазывали его на батон с маслом и получался торт. Было бы прикольно, если бы не то, о чем хотела узнать от меня Ванда. Наконец, она не выдержала:

— Ивин, ну что ты молчишь?! Давай рассказывай, пока мы одни.

— Нечего рассказывать.

— Ну да, поэтому ты выбежал от Марты, как сумасшедший!

— Я правду говорю. Маму отпустили домой на время, Это не выздоровление, а…как это… временное улучшение. Но она не хочет, чтобы я об этом знал. Марта говорит, ей нужно окрепнуть, отдохнуть, а потом её опять заберут в больницу.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — наконец сказала Ванда после долгого молчания.

— Знаешь, так молчи! — огрызнулся я.

Она не обиделась, и это было совсем скверно.

— Слушай, Ванда, — сказал я после паузы. — спроси у отца, может у него на автобазе найдется для меня какая-нибудь работа. Машины мыть, убирать…

— Зачем тебе?

— Марта сказала, что, кроме дорогих лекарств, маме понадобится особое питание: мясо… «паровое», что ли, и еще много чего. Они нам и так деньги из кассы взаимопомощи дали и профсоюзные, но этого не хватит.

— Я спрошу. Но тебе же еще тринадцати нет.

— Но никто не считает меня младше Шишкарева. Мне даже четырнадцать дают.

— Ты, пожалуйста, не обижайся, Кит, но паспорта у тебя нет, сколько бы тебе не давали на вид. А без документов на работу не устроишься.

— Жесть! И где же мне достать денег?!

Тут пришла Зинаида Петровна и стала хлопотать вокруг Ванды, а я пошел домой.

* * *

Идти было недалеко, но я постарался увеличить расстояние раза в три. Пришел и с порога стал рассказывать маме, как был парамедиком. И так разошелся, что меня хватило чуть ли не на час. За это время я как-то устаканился и, когда мы уже совсем перед сном пили чай, подумал, а может все как-нибудь обойдется без больницы. Мама была спокойная, уютная, в коралловом махровом халате и смешных тапочках с мордочками длинноухих щенков. Когда я пришел пожелать ей спокойной ночи, смотрела по «Живой планете» программу о сурикатах. Она вообще смотрит по телику только культуру и передачи о животных. Для новостей у нас «Дождь». Я быстро заснул в тот день, и мне ничего не снилось.

«Дерево держится корнями, а человек — друзьями»

На следующий день Катерина принесла маме пузатую литровую бутылку с гранатовым соком, в которой вполне мог оказаться Джин из восточной сказки. Сказала, что это от Серафимы. Мама позвонила в библиотеку, поблагодарила и узнала, что сок привезли знакомые из Армении. А вечером пришла тетя Наташа с первого этажа и принесла в специальной сумке-холодильнике мясо. Оказалось, что это та самая «парная говядина», которая нужна для «особого питания». Мама пыталась заплатить, но тетя Наташа обиделась:

— Я с тобой просто поделилась! Доброму человеку помощь не убыток. Это из дочкиного хозяйства. Ты её Сашке вон сколько