Я молчал, а Костик всё не появлялся. Наконец появился милиционер.

— Где тут мальчик, который потерялся? — говорил он, расталкивая толпу.

— Это ты потерялся? — сказал он мне.

— Я не потерялся, — ответил я.

— А как же? — спросил он.

— А так, — сказал я.

— Ты мне голову не морочь, — сказал он. — Как тебя зовут и где ты живёшь?

— А я не знаю, — сказал я.

— Так, — сказал он, — совсем глупый мальчик. Сейчас мы его доставим.

— Вот ещё, — сказал я, — мой папа тут за углом.

Я повёл его за угол, но Костика там не оказалось.

— Так, — сказал милиционер. — Всё-таки потерялся. Сейчас мы тебя доставим.

— Вот ещё, папа меня сам найдёт, — сказал я, — он не любит, когда я теряюсь.

— Да, — сказал милиционер, — ситуация. А не хочешь ли ты прокатиться на мотоцикле?

— Ещё бы, я всю жизнь мечтал прокатиться на мотоцикле.

— Тогда давай адрес, — сказал он.

Я подумал и назвал адрес моей бабушки, папиной мамы. У них в квартире девчонка одна живёт, у неё двухколёсный велосипед, пусть посмотрит. Мотоцикл — это не какая-то там детская коляска.

Когда мы подъезжали к бабушкиному дому, около садика я остановил мотоцикл. Я сказал, что, может быть, мой папа там меня ищет. Я пошёл в садик и поискал девчонку, она там всегда вокруг фонтана кружит. Но девчонки не было.

— Где ты пропадал? — закричал милиционер, когда я вернулся обратно. Он взял меня за руку и повёл к бабушкиному дому, но мне вовсе не надо было к бабушке.

— А я не тут живу, — сказал я.

— Как! — закричал милиционер. — Что ты ещё придумал?

— Ничего страшного, — сказал я, — просто немного перепутал. — И я назвал свой правильный адрес.

— Ситуация, — сказал милиционер. — Отвезу-ка я тебя в милицию.

Я очень испугался и стал просить не возить меня в милицию: мне-то что, мне даже интересно, но мама будет волноваться.

Милиционер долго не соглашался. Он говорил, что с такими детьми лучше не связываться, что с ними никогда не распутаешься, что легче поймать шпиона.

— Это смотря какого, — сказал я.

— Что какого? — спросил милиционер.

— Шпионы всякие бывают, — сказал я. — Вот Костик рассказывал, что у нас в булочной продавщица заметила, что один человек всегда берёт батон и пол-круглого. Проверили, оказался шпион.

— Дурак твой Костик, — сказал милиционер. — Врёт он всё.

— Вот ещё, — обиделся я. — Вот шпион — он дурак. Что он — не мог иногда слойку какую добавить? Такого шпиона и поймать нетрудно.

— Пошли, пошли, — милиционер схватил меня за руку.

— А как же мотоцикл? — удивился я.

— Фу, — сказал милиционер, — с тобой и голову потеряешь.

И он посадил меня на мотоцикл и привёз домой.

Мы важно въехали во двор, и все, кто был там, прямо рты открыли от удивления. А милиционер подозвал Петьку рыжего и спросил, знает ли он меня. Петька узнал, и милиционер отпустил меня.

— Будто кирпичи таскал, — сказал он на прощанье.

Петька сбегал к нам домой и узнал, что Костик ещё не приходил. И тогда я сел на батарею в парадной и стал ждать Костика.

Проснулся я оттого, что меня брали на руки. На улице была ночь.

— Вечно ты теряешься, — сказал Костик.

— Это кто теряется! — сказал я.

— Спи уж, — сказал он и понёс меня домой.

Сквозь сон я слышал, как мама ругала Костика.

— Понимаешь, мама, — сказал я, — с нами произошла очень странная история.

— Спи уж! — сказала мама. — Знаем мы ваши истории.

я, Ромка и Гудериан

И зачем только меня перевели в эту школу! Немецкая называется, а хуже самой обыкновенной. Целый месяц одно «haben»[1]проходят, а мне теперь всю жизнь в новеньких ходи. Но это ещё что! Я теперь любому новенькому могу позавидовать.

Я не выскочка. Просто мне захотелось одну книжку с готическим алфавитом прочитать. Интересная книжка, про пиратов. А Вера Павловна сказала, что готический мы будем проходить только через три года. Тогда я просто спросил, что же тогда мы будем делать все эти три года. А Вера Павловна сказала, что раз я такой умный, то пусть выйду к доске и прочитаю ей один рассказ. Я вышел и прочитал ей про слоновое кладбище. Тогда Вера Павловна велела мне писать на доске под диктовку. Я писал, а она вдруг сказала, что у меня некрасивый почерк. При чём тут почерк? Что я, первоклассник, что ли? А Вера Павловна совсем рассердилась и сказала, что раз я такой умный, мне не мешает быть поскромнее и не лезть вперёд, а помочь сначала своим отстающим товарищам и подтянуть их до своего уровня.

И она прикрепила ко мне Ромку Сандаля.

А этот Ромка, этот Сандаль, был как раз с нашего двора. Он у нас на дворе чуть ли не самый заметный. Есть, конечно, и позаметнее его, например Жёлудь. Но тот и старше намного. А среди нас самый заметный, пожалуй, как раз этот Сандаль. Есть ещё Петька Безручко, и Терапевт, и Самсон — все они заметные по-своему. Если подумать, то почти все у нас на дворе заметные… Все, кроме меня. Некоторые девчонки и то позаметнее. Один я не в счёт. Может быть, потому, что я недавно на дворе появился. А ребята давно вместе, многие ещё в один детсад вместе ходили. Ромка, положим, не ходил, но его и так все давно заметили. Такой уж это человек, его кто угодно сразу заметит…

Лунатик из пятой квартиры, у которого жена утонула, и он с горя лунатиком стал, и тот Ромку заметил. Да так заметил, что чуть было его не усыновил. Он ему даже самокат купил, хороший самокат, с тормозом. Только потом про это Ромкина мать разузнала, и они с лунатиком здорово поругались, потому что лунатик думал, что Ромка беспризорный сирота, а мать Ромкина думала, что лунатик тёмная личность и хочет Ромку испортить.

А сам Ромка и совсем ничего не думал, он вообще думать не умеет. Когда Вера Павловна просит его подумать, он только разглядывает потолок и кривится, будто от зубной боли.

По арифметике он ещё ничего себе, но зато уж когда он пишет, с ним рядом даже сидеть опасно. Перья у него скрипят и ломаются, из тетради то и дело вылетают листы, сам он весь в чернилах, при этом ещё плюётся, ругается и толкается. До меня к нему Терапевта прикрепляли, так Ромка его даже пером проткнул…