Тогда я решила навестить дом своего друга Лонима. Его отец всегда тепло меня принимал, несмотря на наши с Лонимом хулиганские выходки.

Однажды мы высыпали целое ведро желтопузиков, выловленных мной в озере, прямо в сад старосты Фарелби. Внешне желтопузики напоминают змей, хотя, на самом деле, это обычные ящерицы. Беззубые, безвредные, даже полезные: уничтожают насекомых, которые портят посевы и урожаи. Но жена старосты этого не знала, поэтому её визг слышал весь Фарелби. Она кричала, что завистники наполнили её сад ядовитыми змеями, и выбежала на улицу в одних панталонах. Староста потом приходил к отцу Лонима и требовал строгого наказания для нас обоих. Даже угрожал жалобами в Преторий, но вкрадчивый и любезный господин Рилекс заверил его, что наша расплата будет жестокой и поучительной. Немного остывший староста ушёл, гневно сверкая прищуренными глазами. А отец Лонима мягко пожурил нас, предупредив, что в следующий раз нам стоит подумать о маскировке.

Поэтому, когда в следующий раз мы решили проучить торговца фруктами, который недоплачивал фермерам и требовал огромные деньги с покупателей, нам пришлось приобрести у местной портнихи пару женских чулок и сделать в них прорези для глаз и рта. Мы едва сдерживали смех, но маскировка — дело серьёзное.

Лоним к тому времени уже выбрал свою стихийную магию — природную магию огня, и заколдовал наконечники моих стрел маленькой искрой. Когда я попадала в какой-нибудь фрукт на прилавке жадного торговца, он разлетался вдребезги, забрызгивая соком всё вокруг. О том, что это могло быть опасно, мы в тот момент не думали. Нас вдохновлял неизменный девиз: «Опасности нужно смеяться в лицо!»

К сожалению, маскировка не помогла. Всё же в Фарелби было очень мало подростков, занимавшихся мелким вредительством. И ещё меньше — хороших лучников, способных попасть хотя бы в дыню, не говоря уже о более мелких фруктах. Как только торговца в очередной раз окропляли брызги сока, он выдавал порцию крепких ругательств в адрес Лонима Рилекса и Юны Горст. И «мелкие засранцы» было самым благопристойным. Помню, я даже заслушалась.

С этими приятными воспоминаниями я и подошла к дому с ржавой вывеской в виде циферблата. Надпись гласила: «Часовая мастерская Ганса Рилекса».

Дом был приземистый, сложенный из камня, с тяжёлой массивной дверью. Я взялась за ручку-кольцо и постучала. Внутри зашумели, затем послышались привычные шаркающие шаги господина Рилекса.

— О, малышка Юна! — обрадовался часовщик. — А я тебя ждал. Всё надеялся, что ты заглянешь ко мне перед отбытием. И ты не подвела.

— Здравствуйте, господин Рилекс.

Я зашла в знакомое прохладное помещение — настоящее царство времени. Часы здесь были повсюду: на стенах, столах, тумбочках и стульях. Самые разные, большие и маленькие, разноцветные, с надписями и без них, с ажурными стрелками и причудливыми корпусами. Объединяло их только то, что все они стройным хором издавали один и тот же звук: тик-так.

Впервые попав в эту мастерскую, я долго не могла оторваться от изучения тикающей коллекции. Я и представить не могла, что такое сокровище может храниться в Фарелби. Ганс Рилекс был увлечённым коллекционером и знатоком своего дела. Когда-то он много путешествовал, охотясь за редкими экземплярами часов или их механизмов, теперь же ему больше нравилось создавать часы самому. У него были седые, но ещё вполне густые волосы и тонкие, длинные пальцы, которые казались непропорциональными относительно его небольших рук. Одет господин Рилекс был в клетчатый камзол, застёгнутый только на одну пуговицу, и серые штаны. В кармане камзола он всегда носил пенсне на длинной цепочке и имел привычку пользоваться им, даже когда это было совершенно не нужно. Иногда он смущал собеседников, пристально рассматривая их через свой окуляр, но, казалось, этого не замечал. Вот и сейчас он поднёс пенсне к глазу, словно хотел убедиться, что перед ним действительно Юна.

— Когда в свою восемнадцатую Красную Луну Лоним уехал в академию, я сказал ему, что он выглядит совсем взрослым. И это правда было так. Я бы хотел сказать тебе, что теперь ты тоже взрослая, но передо мной стоит всё та же маленькая Юна с двумя каштановыми косичками и смелым взглядом. Эх-хе, — вздохнул Ганс и сменил тему: — Я хочу передать Лониму кое-какие детали. Кажется, он всерьёз увлёкся магией механизмов, хотя сам настойчиво называет это «наукой». Нахватался в своей академии. Не откажешь старику в небольшой услуге?

— Конечно! Представляю, как Лоним обрадуется. Его действительно интересуют все эти металлические штуковины.

— Тогда подожди, я соберу небольшую посылку. И для тебя у меня тоже будет подарок.

— О, не нужно! Все и так носятся со мной, будто с маленькой, — посетовала я. — Но я в самом деле выросла. По крайней мере, мне уже точно пора вырасти.

— Эх-хе, — опять вздохнул Ганс. — К сожалению, некоторые люди взрослеют не по возрасту, а по обстоятельствам. Такова судьба. Но кто твёрдо знает, что делать, тот приручает судьбу.

— Думаете, судьбу можно приручить, господин Рилекс? — удивилась я.

— Нельзя приручить только время, — часовщик очертил круг руками, указывая на все часы одновременно. — У него совершенно особая, неподвластная нам поэзия. А судьбу — судьбу, пожалуй, можно. Кстати, в эту Ночь Красной Луны к нам приезжал странствующий бард. Очень талантливый молодой человек. И такой обходительный. Особый отклик в таверне вызвала его баллада о Мирасполе и Лауне Иверийских. Сейчас я тебе процитирую.

Старик подобрался, поднял подбородок и запел высоким голосом, вероятно, подражая заезжему барду:

Петь у господина Рилекса получалось явно хуже, чем чинить часы. Но я улыбнулась и захлопала в ладоши, как делают зрители. Мне доводилось несколько раз бывать на выступлениях бардов в нашей таверне. В основном, это были сильно пьяные люди, которые, перебирая струны лютни, громко выкрикивали непристойные стихотворения, чем вызывали отклик у таких же пьяных фарелбийцев.

— Кажется, я тебя задерживаю, — засуетился отец Лонима. — Сейчас вернусь!

С этими словами он скрылся за дверью кладовой и чем-то загремел.

Я же обошла комнату по кругу, потом ещё раз, и ещё. Все выставленные часы были изучены мною десятки раз, и новых, увы, давно не появлялось. Я заскучала и подошла к зеркалу. Надо отметить, что это было единственное зеркало, в которое я могла себя рассмотреть, не считая треснутого кругляша для бритья в нашем рыбацком домике и гладкой поверхности озера.

Маленькая Юна? Хм… Из узорной овальной рамы на меня смотрела вполне взрослая темноволосая девушка. Ничем особенным моя внешность не отличалась — телосложения я была тонкого, без выдающихся форм. Плоский живот, узкие плечи. Единственным ярким пятном была светлая, почти белая прядь волос с правой стороны от пробора. Эта своеобразная примета была у меня с рождения. Волосы я привыкла заплетать в две косы, так было аккуратнее и проще. Как там сказал господин Рилекс? Смелые глаза? По-моему, они просто слишком большие для моего лица и оттого кажется, что смотрят с некоторым вызовом. Я попыталась их прищурить, чтобы сделать взгляд более загадочным. Почему-то от этого напрягся подбородок и лицо стало совсем глупым. Я вытянула шею и высунула язык. Глаза стали ещё больше. Два огромных зелёно-голубых глаза.