Мики наклоняется к сумке и вынимает оттуда пачку сигарет, но, вспомнив, что курить в комнате запрещено, тут же кладет ее назад. Анна спешит воспользоваться паузой и сразу берет слово:

– По-моему, это абсолютно естественно, когда мать заботится о детях всю свою жизнь. Я тоже думаю о Нааме и о том, что ей скоро рожать, но не с точки зрения, какая она бедненькая и как бы ей помочь. Я как раз очень рада за нее, потому что считаю, что роды – это первая вершина, которую ты покоряешь как мать. После этого испытания ты превращаешься из девочки в женщину. Это потрясающее событие, которое доступно только женщинам, и мне жаль тех, кто этого не пережил. Я рожала четыре раза и каждый раз чувствовала, будто я касаюсь бога, будто я сама богиня!

Анна вытягивает руки в стороны, изображая то ли распятье, то ли парящую птицу.

– Честно говоря, я ей даже завидую, – улыбается она.

– Вот уж чего не могу себе представить, так это, как можно думать о предстоящих родах и при этом завидовать! – Това аж привстала от недоумения.

– Для меня лично роды – это жуткие страдания, и когда я представляю, что ей предстоит перенести, мне становится страшно. Я согласна с Мики, что легче перенести свою боль, чем когда болит у твоего ребенка. В первые месяцы после рождения у нее часто болел животик, и я начинала плакать вместе с ней, глядя как она сучит ножками от боли. При этом я сама себя уговаривала, что, возможно, она страдает намного меньше, чем мне кажется. Вот и теперь, когда я представляю себе муки, которые Ширли должна будет пройти, мне становится тяжело дышать, но на этот раз я точно знаю, что это действительно страшно больно. Невыносимо больно! И если честно, мне нечем ей помочь, – с отчаяньем в голосе добавляет она.

– Когда Яэль была маленькой и боялась темноты, я брала ее к себе в кровать и прижимала к себе, – опять вступает в беседу Орна. – Но на этот раз, если, не дай бог, возникнут какие-то осложнения во время родов, я не смогу ей помочь! Она машинально снимает очки и так же, как несколько минут тому назад, нервно протирает их краешком рукава.

– Вам надо было видеть, как я себя вела, когда она была в родильном отделении! – громко обращается ко всем Мики. Затем ее взгляд останавливается на Элле.

– Вы запомнили, кто из нас уже бабушка, а кто – нет? Интересно, помню ли я… Рут, Маргалит… Я кого-то забыла?

Элла поворачивается в ее сторону, высвобождая одну руку из-под шали:

– И я тоже бабушка.

Рут, не поднимаясь со стула, отвешивает поклон в ее сторону.

– Мы здесь в меньшинстве, но это временно, – смеется она. Элла отвечает ей легким наклоном головы. Замечание Рут она принимает как знак того, что принята в группу наравне со всеми.

– Да, – прерывает их Мики, – вам надо было видеть меня в больнице. Я рычала на всех, кто только находился возле меня. Я не могла совладать с собой. Меня раздирала ее боль, а она – ей было больно, да – но она не кричала, она держала себя в руках.

Мики остается сидеть на стуле, но напряженно наклоняется вперед.

– Она страшно мучилась до того, как ей сделали эпидуральную анестезию, всего за пять часов до того как она родила. Значит, тринадцать часов до этого она страдала и умоляла: «Мамочка, помоги!» Счастье, что моя подруга была с нею там внутри, а не я. Потому что нечего делать, нечем помочь! Но даже если бы и было чем, я бы не смогла: я бы стояла возле нее и плакала. Я и так сидела по ту сторону дверей и рыдала так, что сестры подходили ко мне, пытаясь успокоить. Мне было так тяжело! Я почти не заходила к ней, потому что знала, что не смогу справиться с собой и начну опять плакать. И она начнет, глядя на меня. Я просто не могла вынести ее страданий, и моя беспомощность меня убивала!

– Мики в больнице, и ее дочь умоляет о помощи, – заключает Нири. – Это картина, которая, возможно, пугает вас больше всего: дочь нуждается в вашей помощи, а мать – не только не в состоянии ей помочь, но и сама расклеивается.

Мики, привстав от возбуждения, вступает, не дожидаясь паузы:

– Только подумайте, что́ каждый из нас независимо от возраста кричит в момент испуга, какое первое слово вырывается у нас непроизвольно? Мамочка!

– Правильно, – громко произносит Това. – Так какая же я мать, если моя дочь будет просить о помощи, а я – и я в этом совершенно уверена – буду хотеть только одного: как можно скорее сбежать оттуда? Я просто обязана преодолеть страх и быть там ради нее. Я даже боюсь представить этот день; откуда у меня появятся силы стоять там и слушать, как она стонет?! У меня есть подруга, которая была на родах ее дочки прямо там, внутри. Я прихожу в ужас только от одной мысли, что она была рядом с ней все эти часы.

– Ну так вам совсем не обязательно быть там, – говорит ей Рут и вынимает из сумки небольшую бутылочку минеральной воды.

Маргалит, которая все это время сидит и молча слушает, произносит еле слышно, не отрывая взгляда от пола перед собой:

– Я была со своей дочкой во время родов.

Все мгновенно оборачиваются в ее сторону.

– Да, я была с Михаль, когда она рожала, – продолжает она, обращаясь ко всем сразу. – Это потрясающе! Я была с ней в родильной палате, мы болтали и смеялись, и акушерка была просто отличная. Я вам очень советую, если, конечно, они разрешают. И эпидуральная – это просто благодать! А когда я увидела головку ребенка, я чуть не сошла с ума! Сначала я не поняла… Когда ты сама рожаешь, это иначе: ты часть этого. А тут, когда ты видишь роды, это совсем другое состояние. Вот она тужится, и у тебя на глазах появляется ребенок!

Маргалит даже раскраснелась от возбуждения.

– Нам очень повезло с акушеркой: она позвала меня держать голову новорожденного, я сама… вытащила его, и я сама положила его дочке на живот! Это было, – она смеется, – я не могу вам описать… Я еще ухитрилась второй рукой держать видеокамеру. Держала его и снимала! Невероятно, но – факт!

– Вот уж точно, невероятно! – соглашается Това. – Вне всякого сомнения, это незабываемое событие, но все эти долгие часы, пока, наконец, ребенок выходит… Видеть это все вблизи? Мне такое даже в голову не приходит! Я не думаю, что могла бы видеть все эти страдания. Это же ужасные страдания! Нет, не думаю, что я в состоянии это видеть. А еще хуже то, что мой страх передался бы и ей.

– Я тоже не представляла себе такого, – объясняет Маргалит. – Но у мужа Михаль поднялась высокая температура. Мы отправили его ко мне спать, и я пообещала ему, что если что-то изменится, я его сразу вызову. В душе я была рада, что так получилось и что у меня есть возможность побыть с дочкой. До вечера ничего не продвинулось. Ее муж вернулся, и я могла уйти, но Михаль попросила меня остаться. Мы решили, что мой муж и вторая дочка уедут, а я останусь. Через короткое время после этого ей сделали стимуляцию, и все начало развиваться с дикой скоростью. Я опять спросила, хочет ли она, чтобы я осталась. Мне было важно, чтобы это было ее желание; я ни в коем случае не хотела навязываться. Она ответила: «Оставайся, ты мне помогаешь». Я осталась. И не забуду этого никогда!