– Ваше здоровье! – Эд понимает стакан и бросает на меня быстрый взгляд; мне кажется, будто он видит меня насквозь, и я заливаюсь краской.

Мы с ним чокаемся, он отводит глаза. Сердце бьется так сильно, что мне становится дурно. Еще немножко – и я упаду со стула.

Остаток вечера проходит словно в тумане: мы выпиваем, и смеемся, и разговариваем; за окном уже ночь, и пора ложиться в кровать. Мне не хочется уходить, ведь я понятия не имею, что ждет меня завтра, увижу ли я Эда, или это была одна-единственная встреча, и я не хочу идти спать – так, на всякий случай. Но я пьяная и усталая, и я знаю, что у меня нет выбора. Даже если я вообще не сомкну глаз, этот день не может продолжаться вечно.

– Спокойной ночи! – говорит мне Эд, когда мы поднимаемся наверх.

– Спокойной ночи, любимый.

– Вот это да! Ты явно торопишь события.

Я смущенно морщусь, пытаясь скрыть багровое лицо за волосами.

– Извини. Просто перебрала немного. Спокойной ночи, Эдвард Уильямс. Было приятно познакомиться. – Я протягиваю руку, он отвечает мне шутливым рукопожатием. От его прикосновения меня бросает в дрожь.

– Я счастлив нашему знакомству, Зои Морган.

А затем он выпускает мою руку, закрывает за собой дверь и исчезает.

Я проснулась пару секунд назад, и, пока лежу с закрытыми глазами, агония воспоминаний находит выход не в страдальческом стоне, а в привычной ноющей боли, отдающейся надоедливым жужжанием в ушах.

Однако память о вчерашней встрече с Эдом, о его прикосновении до сих пор живет в моем сердце, и мне безумно хочется узнать, повторится ли все это снова, если я окажусь в прошлом. Итак, я делаю глубокий вдох, открываю глаза, сажусь и оглядываюсь по сторонам. И сразу вижу на другом конце кровати юную Джейн: свернувшись в позе эмбриона, она спит беспробудным сном. Джейн полностью одета, спутанные волосы падают на лицо. Я продолжаю осмотр комнаты. Я в своей спальне в мою бытность на втором курсе университета. Да-да, та самая спальня, в которой я распаковала вещи во «вчерашней» реальности, передо мной постеры, что я собственноручно прикрепила к стене: «Pop Will Eat Itself», «Soundgarden», «Red Hot Chili Peppers». На стуле в углу свалена груда одежды, а CD-диски разбросаны по полу рядом с моим стерео. Оставшиеся коробки с дисками аккуратно сложены на подставке.

Я чувствую легкое головокружение.

Это что, другой день? Похоже на то. Но почему?

Тяжело вздохнув, я сижу на кровати и пытаюсь понять, как быть дальше. У меня нет ни малейшего представления ни о том, что происходит, ни о том, какой именно день своей жизни я «проживаю» заново, но я абсолютно уверена, что очень скоро это выясню. Осторожно, чтобы не разбудить Джейн, я спускаю ноги с кровати. Шершавый ковер щекочет ступни, в воздухе, в лучах света, просачивающегося сквозь тонкие занавески, танцуют пылинки. Стараясь не поскользнуться, я перешагиваю через сваленные в кучу CD и распахиваю дверцу платяного шкафа. На внутренней стороне висит зеркало, и я, не оставляя времени на раздумья, гляжусь в него.

Мои волосы, длинные и спутанные, покрашены в темно-темно-каштановый цвет, почти черный. Они падают мне на плечи, спускаясь чуть ли не до лопаток. Глаза густо подведены черным карандашом и серебряными тенями, кожа кажется белой и гладкой, точно фарфоровой. Ни намека на морщинки, несмотря на явно бурную ночь. На мне мешковатая черная футболка, из-под которой торчат стройные белые ноги. На голени синяк – правда, небольшой, – темно-фиолетовый, в желтом окаймлении. Понятия не имею, откуда он взялся. В ноздре серебряное колечко, мочку левого уха украшают четыре серебряные пуссеты. Я улыбаюсь. Мне нравился мой пирсинг. И я всегда вспоминала о нем с некоторой тоской. Так же как и об одежде тех времен. Теперь мне этого немножко не хватает.

Я осторожно спускаюсь вниз и, пробравшись мимо пепельниц и пустых пивных банок на полу в гостиной, включаю телевизор. Нажимаю на кнопку телетекста, который, к моему удивлению, работает; старомодные буквы одна за другой ползут по экрану, совсем как телеграфная лента. И вот наконец, после нескольких минут просмотра еле-еле загружающихся страниц, я нахожу то, что мне нужно.

Дата: 22 июля 1994 года.

Я хмурюсь и, отчаянно прокручивая назад воспоминания, пытаюсь идентифицировать дату. Почему именно этот день? Он чем-либо знаменателен? Он как-то связан с Эдом?

А потом меня осенило. Как я могла забыть?!

Неделю назад мы с Эдом впервые поцеловались. Что могло означать только одну-единственную вещь.

Сегодня он разобьет мне сердце.

У меня подкашиваются ноги. Чтобы не упасть, я поспешно опускаюсь на краешек замурзанного дивана. Я помню произошедшее так ясно, словно все случилось вчера, и мне не верится, что придется снова пройти через это.

Поцелуй был неожиданным, но потрясающим. За прошедший год мои чувства к Эду окончательно сформировались. Я поймала себя на том, что постоянно за ним наблюдаю: за тем, как он общается с людьми, как завтракает, как дремлет на диване. И постепенно стала понимать, что он для меня больше, чем просто друг. Я буквально помешалась на нем. И хотя я не знала, испытывает ли он ко мне такие же чувства, я лелеяла надежду еще до конца учебного года поцеловаться с ним. Однако по мере приближения домашней вечеринки, которую мы решили устроить за неделю до отъезда на летние каникулы домой, где нас ждала скучная работа, мои надежды на то, что между мной и Эдом возникнут хоть какие-нибудь отношения, постепенно таяли.

– Когда ты начинаешь? – поинтересовался у меня Саймон.

Ему предстояло пройти краткосрочную практику в юридической фирме его отца, и он хотел удостовериться, что остальные тоже будут при деле.

– В первую неделю после приезда домой. – На лето я устроилась работать в паб неподалеку от родительского дома.

– Ну а ты? – задала я встречный вопрос. – Тоже приступаешь прямо сейчас?

– Угу, – ответил он. – Придется надеть костюм.

Я громко расхохоталась. Саймон носил исключительно засаленные карго, потертые ботинки и линялые футболки.

– Что? – напустил на себя обиженный вид Саймон. – А мне казалось, я классно выгляжу.

Выпятив подбородок и затянув на шее воображаемый галстук, Саймон передал мне косячок.

– Не сомневаюсь, так оно и будет. – Я сделала затяжку и выпустила изо рта облачко дыма. – Однако тогда тебе точно будет не до работы. Ведь к твоему письменному столу мгновенно выстроится очередь из влюбленных женщин.

– Очень на это надеюсь. – Он подмигнул, и я снова рассмеялась.

– Эдди, а ты чем займешься?

Эд пожал плечами:

– Еще не знаю. Пока поеду к маме, а там что-нибудь придумаю. Мечтаю покопаться в саду, погреться на солнышке, поработать руками. Если получится, попробую дать пару концертов в местных пабах. – Он бросил на меня быстрый взгляд. – А может, и нет.