— Море, море! — кричали они. — Мы плывем под парусом!

Потирая веки, Ланарк приподнялся:

— Пошли прочь! Что вы знаете о море?

Дети запрыгали, и мальчик выкрикнул:

— Мы знаем о море все! У тебя в карманах полно морских раковин, ха-ха-ха! Мы их обшарили!

Дети с хихиканьем выбежали за порог и захлопнули дверь. Ланарк встал, чувствуя себя необычно свежим и отдохнувшим. Твердое пятно на локте не увеличилось. Он оделся, скатал рукопись в трубку и вышел.

Погода на удивление переменилась. Унылый дождь с порывами ветра уступил место пронзительной тишине и морозу, и Ланарку пришлось ускорить шаг, прихлопывая на ходу ладонями, чтобы не замерзнуть. Пока он ехал в трамвае, пальцы на ногах и руках у него жутко закоченели. Взобравшись по лестнице кинематографа, он вступил в забитую людьми «Элиту», которая поразила его теплом и уютом. В привычном уголке сидели Сладден с Гэй, Макпейк с Фрэнки, Тоул с Нэн и Рима, читавшая журнал мод. Рима кивнула и продолжала читать, но остальные удивленно заговорили: «Где ты пропадал? Что делал? Мы думали, ты исчез».

Ланарк уронил рукопись на столик рядом со Сладденом, тот поднял брови и спросил, что это.

— Да вот, накропал кое-что. Последовал твоему совету.

Рядом с Римой места не было, поэтому Ланарк втиснулся на диван между Сладденом и Фрэнки. Сладден прочел пару страниц, пробежал глазами остальное и протянул рукопись обратно со словами:

— Жвачка. Может, ты больше склонен к живописи. То есть, что ты постарался, это, конечно, хорошо. Рад за тебя, но твое сочинение — жвачка.

Ланарк вспыхнул от гнева. Любой ответ выдал бы его оскорбленное тщеславие, поэтому он промолчал и принудил себя улыбнуться.

— Боюсь, я тебя обидел.

— Нет-нет. Но мне хотелось, чтобы ты прочел внимательней, прежде чем судить.

— Нет нужды. По первым двум страницам я убедился, что твоя проза абсолютно невыразительна, это не более чем пересказ скучных фактов. Если автор не наслаждается словами самими по себе, то с чего ими станет наслаждаться читатель?

— Но я как раз наслаждаюсь словами — некоторыми словами — самими по себе! Такими, как «река», «рассвет», «день», «время». Они как будто содержательней, чем явления, которые ими обозначаются…

Фрэнки выкрикнула:

— Сладден, ты садист! Оставь человека-загадку в покое! Не обращай на него внимания, человек-загадка. Сладден воображает себя Богом, но доказать это может, лишь мучая других. Верно, Сладден?

Сладден приподнял воображаемую шляпу и поклонился, но Фрэнки, судя по всему, раскипятилась всерьез. Она встала.

— Ну ладно, Макпейк приглашает нас на вечеринку, так что идемте, все вместе. Рима, тебе нет никакого дела до моды, поэтому брось притворяться, будто читаешь журнал, а займись лучше Ланарком. Присмотри, чтобы он не скис. Мне это не под силу.

Она двинулась к лестнице. Тоул, Макпейк и Сладден, обменявшись ухмылками, стерли со лбов воображаемый пот. Все встали. Сладден сказал Ланарку:

— Пойдем, там, наверное, будет весело.

— Кто устраивает вечеринку?

— Мы с Гэй. По случаю нашей помолвки. Но дом принадлежит одному приятелю, а выпивку выставляет армия.

— Это почему?

— Соображения престижа. Желают быть популярными.

У тротуара рядом с кинотеатром был припаркован стального цвета грузовик. Через раздвижную дверь все протиснулись на узкие сиденья. Один лишь Макпейк был одет по погоде — в перчатки и подбитую овчиной куртку. Он взялся за руль, и грузовик плавно тронулся с места. Сладден одной рукой крепко прижал к себе Гэй, а другой — Фрэнки. Фрэнки раздраженно отпрянула, но он проговорил:

— Мне нужны вы обе, девочки. А то околею от мороза.

Тоул и Нэн обнялись на заднем сиденье, однако Рима демонстративно выпрямила спину, и потому Ланарк, сидевший рядом, скрестил руки на груди и сцепил зубы, чтобы они не выбивали дробь. Благодаря обогревателю температура постепенно поднялась. На дороге было почти пусто, но, минуя трамвайные пути или пешехода, Макпейк каждый раз душераздирающе сигналил.

— Рима, на вечеринке будут танцы? — спросил Ланарк.

— Наверное.

— Будешь со мной танцевать?

— Наверное. Я не особенно разборчива.

Ланарк сжал руку в кулак и плотно прихватил зубами сустав большого пальца. Тронув его за руку, Рима произнесла спокойно:

— Прости… я не хотела сказать гадость. На самом деле я волнуюсь.

Едва не рассмеявшись от облегчения, Ланарк нежно привлек ее к себе:

— Хорошо, что ты сказала. Я уж подумывал сойти и отправиться домой.

— Не нужно все принимать всерьез.

Грузовик ехал по широким улицам вдоль заросших садов, потом свернул в изогнутую подъездную аллею, обсаженную кустарником. Там и сям среди темной листвы поблескивала в свете фар изморозь. Макпейк посигналил и остановил грузовик перед большим зданием. Все вышли. Дом был квадратный, трехэтажный, с флигелями и теплицей. В окружении лиственниц, падуба и рододендронов он выглядел уютно и уединенно, однако в окнах горел свет, звучала музыка, на гравии у крыльца теснилось много автомобилей. Передняя дверь была распахнута, но Сладден, прежде чем повести свою компанию в холл, нажал кнопку звонка. Внутри царила тяжеловесная роскошь: пол был мозаичный, стены отделаны дубовыми панелями, подножие лестницы отделяли от остального пространства две колонны из черного мрамора. Из двери справа выглянула маленькая фигурка. Это был Глопи. Он оказался ниже и толще, чем запомнилось Ланарку, в волосах поблескивала проседь. На нем был серебристый парчовый жилет.

— Вот и ты, Сладден, — произнес он. — Оставьте пальто здесь, ладно?

Помещение было увешано натюрмортами в золоченых рамах, изображавшими фрукты и омаров. Овальный столик в центре был завален пальто и шарфами. С ухмылкой глядя на Ланарка, помогавшего Риме раздеться, Глопи сказал:

— Привет, привет! Добрались все-таки. С моей помощью у вас получилось бы быстрее.

— Так это ваш пансион?

— Не то чтобы мой собственный. Наверно, вы можете называть меня консьержем.

— Чем-чем?

— С какой стати вы мне хамите? Я вас не обижал.

— Ты не понял нашего человека-загадку, Глопи, — вмешался Сладден, поправлявший перед зеркалом галстук. — Он никогда не хамит. Он всегда очень серьезен. Где состоится сегодняшняя пирушка?

— Мы собрались в гостиной на первом этаже.

Внутренние стены и двери дома были, казалось, звуконепроницаемы: в холле царила тишина, если не считать шагов по мозаичному полу, но за противоположной дверью открылась заполненная толпой комната, где под громкий джаз танцевали пары. Публика была того же сорта, как в «Элите», только девушки наряжены более экзотично, а кроме того, Ланарку бросились в глаза несколько пожилых мужчин в темных деловых костюмах. Ланарк взял Риму за руку и повел внутрь.