Эти вопросы задавались только приглушенными голосами политической оппозиции и одинокими журналистами, такими как Политковская, и мало где были услышаны. С праведным гневом Путин произнес одну из самых обличающих своих речей. Она началась с приступа ностальгии: «Сегодня мы живем в условиях, сложившихся после распада огромного великого государства. Государства, которое оказалось, к сожалению, нежизнеспособным в условиях быстро меняющегося мира. Но, несмотря на все трудности, нам удалось сохранить ядро этого гиганта — Советского Союза. И мы назвали новую страну Российской Федерацией». Далее он назвал террористов внешним «врагом» России, не только с Востока, но и, прежде всего, с Запада: «Наша страна — с некогда самой мощной системой защиты своих внешних рубежей — в одночасье оказалась незащищенной ни с Запада, ни с Востока <…> [мы] проявили слабость. А слабых — бьют. Одни хотят оторвать от нас кусок “пожирнее”, другие им помогают. Помогают, полагая, что Россия — как одна из крупнейших ядерных держав мира — еще представляет для кого-то угрозу. Поэтому эту угрозу надо устранить».

* * *

Вскоре после этого Путин объявил о введении новых мер по ранее запланированной централизации власти, согласно которой региональные лидеры теперь будут не избираться, а назначаться президентом с последующим утверждением их местными законодательными органами. Все индивидуальные договоры, подписанные Ельциным с сорока шестью российскими регионами (из восьмидесяти девяти), были аннулированы.

Кремль в особенности озабочен отношениями с более чем двадцатью республиками, которые являются родиной для неславянских народов страны. Он помнит, как «национализм» в балтийских и других республиках привел к развалу Советского Союза. Десятилетняя борьба чеченских сепаратистов вызывает дурные предчувствия о возможности подобных событий и в других регионах Российской Федерации. У многих представителей национальных меньшинств есть соплеменники за границей, многие из которых в прошлом и даже сейчас настроены против России. К примеру, татары и тюркские национальные меньшинства с надеждой смотрят на Турцию, когда-то великую державу, широко раскинувшуюся в Центральной Азии. Финно-угорские народности — коми, марийцы, карелы и мордва — имеют лингвистические и культурные связи, от сильных до постепенно исчезающих, с Эстонией (которую многие россияне считают враждебной страной), Финляндией и Венгрией. Все или некоторые из них легко могут считаться предателями, пятой колонной. Богатый нефтью Татарстан, родина второго по численности народа России после самих русских, добивался восстановления татарского алфавита на основе латинской графики взамен кириллицы. Это обоснованно с точки зрения лингвистики (кириллица подходит для богатых согласными звуками славянских языков, но недостаточно удобна для других). Путин поспешно запретил это. Только в 2007 г., после длительной и дорогостоящей административной борьбы, Татарстан вернул себе некоторую символическую автономию.

Примерно та же судьба ожидает некоторые другие республики: ограниченное самоуправление взамен на непоколебимую преданность Кремлю. В остальных же регионах местным активистам остается только ждать продолжения преследований или объединяться с представителями местной власти, что в дальнейшем ослабит их и без того утерянную этническую и лингвистическую самобытность. Прокремлевски настроенные местные лидеры в большинстве этих регионов способствуют сокращению изучения национального языка, препятствуют связям с родственными этническими группами, находящимися за рубежом, и принимают крутые меры против любого, кто добивается даже умеренной автономии. Как и в советские времена, русские считают свой язык окном в мировую культуру для этих несчастных из захолустья, способных лишь на невнятное бормотание. Мало кто помнит о политике геноцида, которую проводила Российская империя по отношению к восточным народам два века назад, забыта и исключительная жестокость сталинских репрессий, которым подверглись национальные меньшинства Советского Союза.

Эта историческая амнезия — характерная черта путинского подхода и часть секрета его привлекательности. Она удовлетворяет и «новых русских» из нарождающегося среднего класса, и «старых русских» — часть общества, оставленную позади прогресса драматическими переменами последних двух десятилетий. Хотя ностальгия Путина по Советскому Союзу поражает многих иностранцев своей непостижимой одиозностью, большинство россиян считает, что советская эпоха была временем великих достижений нации, и совершенно не представляет, как можно в этом сомневаться (даже среди молодежи 60 % соглашается с президентом в том, что развал СССР стал катастрофой). Эти люди очень гордятся, что их президент ведет жесткую политику по отношению к Западу.

Может быть, это необходимость. Чтобы управлять Россией, нужен жесткий лидер. После ельцинской анархии пришло время порядка. Россиянам нужно время привыкнуть к рыночной экономике, и крайне необходимо, чтобы она ассоциировалась с растущим материальным благосостоянием и стабильностью, а не с воровством и хаосом 90-х. Во внешней политике Запад не мог ожидать от Путина постоянного дружелюбия и сговорчивости. Путин должен был играть жестко, по крайней мере, для внутреннего потребления, но вне страны эту демонстрацию можно было отставить: в таких жизненно важных вопросах, как исламский экстремизм или распространение ядерного оружия, Запад и Россия были на одной стороне…

Далее мы увидим, как происходило угасание политической свободы в годы правления Путина, как шло движения России от анархии к авторитаризму и как этот процесс успешно продолжается.

* * *

Определения самого понятия демократии настолько разнообразны, что практически бессмысленны, но основа настоящей свободы — это правосудие. Для всякого злоупотребления и коррупции, которые уродуют развитые индустриальные страны Запада, находятся неподкупные судьи и правовые процедуры, представляющие собой окончательное торжество закона, которое превыше политики. Но не в России. Несмотря на некоторые хаотичные реформы, система правосудия остается под контролем Кремля. Российские суды могут вершить справедливый суд, но только когда справедливость не пересекается с интересами сильных мира сего. Иначе они лишь покорно утверждают вердикт власти. Проблема не только в нечестных судьях и в бесцеремонных бюрократах, она начинается сверху. До тех пор пока сам Кремль выше закона, правосудие в отношении всех остальных — это только обман. Международная ассоциация юристов (МАЮ), Американский государственный департамент и международная организация по борьбе с коррупцией Transparency International выразили беспокойство о судьбе правовой системы при Путине. Независимые судьи уволены, коррупция свирепствует.

Самая ущербная часть правовой системы — это даже не сами суды, с которыми немногие россияне сталкиваются и еще меньше им доверяют, а прокуратура. Этот нереформированный пережиток сталинской системы — главное орудие государственного произвола. Обвинители могут заморозить банковский счет, сделав его владельца банкротом, они могут бросить вас в кишащую паразитами тюрьму, сфабриковать любое «доказательство», которое обеспечит вам десятки лет заключения, запугать свидетеля, адвоката и даже судью, который попытается их остановить. За немногими героическими исключениями, прокуратура — лучший друг авторитарного бюрократа и имеющего хорошие связи бандита. Но самая позорная их тактика — запугивание защитников, таких, как Борис Кузнецов, чьи клиенты значатся в кремлевском списке врагов и жертв. Он представлял интересы семьи Политковской, родственников членов экипажа «Курска», Сутягина (ученого, отбывающего наказание по обвинению в шпионаже) и многих других. В середине 2007 г. он покинул Россию в целях собственной безопасности, после того как был обвинен в разглашении государственной тайны. Его «преступление» заключалось в подаче жалобы в Конституционный суд на то, что ФСБ незаконно прослушивает телефонные разговоры его подзащитного.