И Шон, прижимая к груди умирающего брата, поклялся, что отдаст за племянника жизнь. Сердце его разрывалось от горя. Кенни умер еще до того, как появились Лайам с Диланом. Когда они приехали, Шон, баюкая тело брата, плакат как ребенок.

Увидев их, Шон осторожно положил тело на землю, взял в руки серебряный меч стража и обратил Кенни в прах. Это была самая тяжелая ночь в жизни Шона.

Сейчас он мягко массировал и поглаживал напряженные плечи племянника. Немного придя в себя, Коннор ласково взъерошил Шону волосы, молча дав понять, что ему уже лучше. Только после этого Шон отпустил его — и Коннор тут же полез в холодильник за пивом. Он постоянно твердил, что сам будет покупать себе пиво — и сам же станет платить за себя в баре. Началось это, когда ему исполнился двадцать один год, — Коннор тут же принялся задирать нос, всем своим видом показывая, что он уже взрослый.

Шон поцеловал племянника в макушку, проходя мимо, хлопнул по плечу брата и пожелал им обоим спокойной ночи. Потом поднялся в свою спальню — это была самая маленькая комната во всем доме, но Шон не возражал. Ему не так много было нужно — кровать, компьютерный столик, место для одежды есть, и ладно.

Деревянный сундучок, в котором он держал свой меч — из полированного дерева, украшенный затейливой инкрустацией и внутри обитый бархатом, — стоял на комоде, его изысканность странно контрастировала со строгой, даже суровой простотой самого меча. Меч Стража, насчитывавший уже более семи веков, был подчеркнуто простым. Только взяв его в руки, можно было заметить причудливый узор древних рун, тянувшийся вдоль лезвия из какого-то серебряного сплава, и догадаться, что его закалили с помощью магических чар.

Рукоятка меча была удобной и тоже очень простой — приглядевшись повнимательнее, можно было заметить, что ее тоже украшают руны. Меч был старинным, в свое время его выковал самый искусный кузнец древнего королевства Керри. Оборотень по имени Найалл О'Коннелл, и с тех пор он переходил из поколения в поколение. Морисси были прямыми потомками этого кузнеца и его первой подруги, женщины-оборотня из рода бастетов, которая умерла, оставив ему двух сыновей. Погоревав, Найалл взял себе новую подругу, женщину, в жилах которой текла кровь фэйри. По легенде, именно она наложила заклятье на этот меч.

Потушив свет, Шон присел на край постели. Отсюда был хорошо виден двор, отделявший дом Морисси от того, где жила Глория. Прямо перед его глазами находилось окно спальни Андреа — та плотно задернула шторы, но из-за них пробивался мягкий свет, и Шон видел за ними смутные очертания ее фигуры.

Вот она подняла руки, сняла майку, джинсы — воображение Шона без труда дорисовало то, о чем он мог только догадываться. Изящный изгиб талии, волны кружева, украшавшие лифчик и трусики, упругая грудь, распиравшая тесную кофточку, от которых он весь вечер не мог отвести взгляд.

Глухо застонав, Шон вытянулся на постели — кожа его горела, окаменевшая плоть словно налилась свинцом. Андреа была восхитительна, и Шон частенько ловил себя на том, что их затянувшаяся «помолвка» потихоньку сводит его с ума. Предложив ей стать его подругой, он дал понять Андреа, что готов ждать сколько угодно — может быть, со временем стая Уэйда привыкнет к ней, сказал он тогда. Шон изнывал от нетерпения, но не хотел торопить ее — правда, при этом он все чаще спрашивал себя, суждено ли ему вообще дождаться, или он так и умрет, не выдержав мучений, от которых все его тело корчилось, точно в огне.

Между тем в спальне Андреа тоже погас свет, и дом погрузился в тишину. Ночь выдалась холодная — Андреа плотно закрыла окно, но Шон сразу понял, что ей вновь приснился кошмар. Андреа кричала во сне, и сердце Шона разрывалось от жалости.

— Ш-ш-ш, тише, — прошептал он. — Спи, любовь моя.

Как будто услышав его, Андреа затихла и свернулась клубочком, глубоко и ровно дыша. Шон тоже улегся — закрыл глаза, укутался поплотнее в одеяло, — однако прошло немало времени, прежде чем он смог наконец заснуть.

На следующий день у Андреа был выходной. У Глории, по ее словам, были какие-то дела — какие именно, она уточнять не стала. Что бы это ни были за дела, она проторчала в ванной битый час, а когда наконец выплыла, оттуда, распространяя аромат духов, на лице ее сияла улыбка, а макияж и прическа были безупречны. «Свидание с Диланом?» — предположила Андреа.

Они давно уже жили вместе, однако Дилан исчез и не показывался с того самого дня, как приехала Андреа. С тех пор прошло две недели. Дилан словно сквозь землю провалился — неудивительно, что Глория все это время ходила как в воду опущенная.

Андреа давно уже оставила попытки понять тетку. Насколько она могла судить, Глория мало походила на ее мать, Дину. Конечно, та умерла, когда Андреа была еще маленькой, однако она успела понять, что между сестрами было мало общего. Дине и в голову бы не пришло натянуть на себя шмотки от ведущих дизайнеров, влезть на километровые каблуки и вдобавок с головы до ног облиться духами от Оскара де ла Ренты. Андреа хорошо помнила запах матери — аромат теплого, только что выпеченного хлеба и свежего утра.

Проводив Глорию, Андреа без особого аппетита позавтракала, потом снова вернулась к себе, пошарила под матрасом и вытащила папку с документами. Присев на постель, она принялась в очередной раз просматривать их — сделанные ею заметки, карты и прочее — то немногое, что ей удалось собрать за последние годы, когда она решила выяснить, где именно познакомились ее родители.

Сорок лет назад стая волколаков, к которой принадлежали мать Андреа и ее сестра Глория, обитала в Колорадо, посреди неприступных отрогов гор. В те годы стая была довольно немногочисленной. Это сейчас она насчитывала не менее пятидесяти, а то и шестидесяти особей. Но раньше, в те годы, когда оборотни вели достаточно дикую жизнь, низкий уровень рождаемости не позволял им чересчур быстро размножаться.

Нынешняя карта Колорадо, которую раздобыла Андреа, пестрела названиями городов и рек, цифрами, обозначающими скоростные автострады, и значками, обозначающими разные достопримечательности, привлекавшие сюда сотни туристов. Разложив ее на коленях, Андреа принялась сверять ее с другой — той, что начертила она сама. На первый взгляд это была обычная калька, испещренная какими-то непонятными значками и символами.

Эта карта была покрыта причудливым узором лей-линий[2], магических потоков, проходивших глубоко под землей. Переплетение очень похожих на них фолт-линий отмечало места, где смыкались геологические плато; лей-линии при этом показывали, где именно потоки магии сливались воедино и двигались по пути наименьшего сопротивления. Особенно густая паутина этих линий покрывала Северную Европу, и уже оттуда они тянулись в разные стороны, добираясь до самых удаленных уголков планеты. Что самое любопытное, на карте Техаса, которую чертила Андреа, одна из таких линий вилась вдоль реки Колорадо, которая несла, свои воды к Мексиканскому заливу и по дороге туда проходила через Остин. Наибольшая концентрация магии была отмечена как раз под мостом Конгресс-стрит — Андреа не раз гадала, что думают по этому поводу летучие мыши, с давних пор облюбовавшие этот мост.