корабль вперед, все раны офицера сразу проснулись, решив наказать за это маленькое путешествие. Транспорт снабжения не выполнил ни одного из маневров с высокой перегрузкой, которые Улатал проделывал всю свою жизнь в кабине истребителя типа «Гнев», но, тем не менее, полет был далеко не плавным. По ощущениям грузовое судно скорее с грохотом неслось в варпе, не разваливаясь больше благодаря удаче, чем умелому пилотированию или прочному корпусу.

Немного боевых кораблей направлялись в нужное Улаталу место. Это означало, что он должен был проявить смекалку. Трехнедельный перелет на транспорте снабжения туда, варп-прыжок протяженностью в месяц на судне колонистов сюда… Благодаря хорошему планированию и удаче Улатал сумел добраться до последнего этапа своего путешествия.

Ни один из этих кораблей не доставил особого удовольствия его ослабленному телу, но последний был самым худшим. При особенно мерзкой встряске его болезненное кряхтенье перетекало в стон сквозь сжатые зубы. Несколько других пассажиров бросали взгляды в его сторону. Улатал слизывал кислый привкус тошноты с задней части зубов и сглатывал. Он был слишком раздражен, чтобы смущаться.

С каждым вдохом офицер вдыхал потную вонь других пассажиров. При каждом движении он чувствовал на себе их взгляды. Беспокойные были тем, что надо, он мог принять их. Его резали по живому жалостливые взгляды. Сочувствующие, немного испуганные взгляды гражданских, видящих униженного воина.

Что ж, теперь он уже ничего не мог с этим поделать, кроме как не сблевать перед ними. В ближайшее время он точно не будет маршировать на победном параде.

— Вы в порядке?

Улатал поднял голову и взглянул на человек в фиксирующем троне напротив. Он сделал вдох для ответа и сумел выдавить четыре слова, прежде чем завтрак и куски слизистой оболочки желудка ударили в преграду сжатых зубов. Улатал повис в фиксаторах, и вместе со стоном окрасил пол платформы рвотой. Вокруг него раздались недовольные возгласы и проклятья.

— Да, — он тяжело дышал, опустив голову и уставившись в пол между коленями. — Лучше не бывает.

Улатал был не в состоянии слишком долго смотреть через иллюминаторы, когда корабль спланировал в док, но все же смог улыбнуться при виде пустотной обшивки цвета грязного кобальта и тусклой бронзы на фоне бесконечной черноты. «Сумрак» покрывали грязь путешествий и кровь сражений, но при этом он не утратил своего очарования. Если корабль задействует свои орудия, то сможет за минуты сравнять с землей города, и за часы уничтожить планеты.

Высадка прошла без сучка и задоринки, и флотский связной выделил ему каюту. Лучше, чем была у Улатала на борту «Змея черных морей», что его удивило. Конечно, связной знал о его прибытии. Ортос следовал протоколу и отправил сообщение до своего прибытия. Не было смысла производить плохое первое впечатление.

— Командир крыла Ортос Улатал, приписан к Восьмому Легиону, прикомандирован к архивным источникам боевого флота крестового похода. Благодарю за помощь. Я бы хотел поговорить с одним из ваших вышестоящих архивистов Легиона, — сказал он дородному назойливому товарищу, которому приказали его встретить. — При первой же возможности.

Связной был нострамцем, а значит, как и большая часть нездорового населения этого мира — почти альбиносом. Он говорил на готике с мягким произношением, типичным для самих Повелителей Ночи, и придерживался общего языка Империума, несмотря на то, что Улатал говорил на нескольких нострамских диалектах не хуже уроженцев планеты.

— Я сделаю, что смогу, — ответил нострамец.

— Это важно, — Улатал занервничал перед лицом такой безмятежности.

— Как я сказал, сэр, сделаю, что смогу.

Улатал поморщился, когда наклонился вперед, чтобы расшнуровать ботинки, и что — то неприятно влажное скользнуло в его заживающем брюхе.

— Ты меня не убедил, — отметил он. — Я служил Восьмому Легиону почти двадцать лет, мой друг. И знаю, какими могут быть офицеры Космодесанта. Так что не надо миндальничать и говори как есть: твои начальники — чопорные ублюдки.

Связной прочистил горло, выбирая верный баланс между правдой и дипломатией.

— Ну, они редко относятся по-дружески к смертному экипажу…

— Послушай, — перебил Улатал, снова взглянув на свой инфопланшет и пробежав глазами по данным. — Мне всего лишь нужно поговорить с одним из архивистов флагмана. Не с самим чертовым примархом, даже не с одним из офицеров. Всего лишь архивистом.

Связной замешкался, затем четко отдал честь.

— Думаю, это можно устроить, сэр.

На ответ ушло три дня. Связной не вернулся. Когда Улатал связывался с ним через устройство связи в каюте, ответы колебались от уклончивых до успокаивающих, всегда складные и без неточностей. Во время последней попытки, Улаталу вежливо отказал сервитор, проинформировавший его монотонной речью, что он должен оставаться в своей каюте и ждать прибытия того, кто сможет помочь в его расследовании.

— Твоя фраза кажется мне немного подозрительной, — ответил Улатал лоботомизированному киборгу с другой стороны аппарата связи. После завершения вокс-вызова интуиция подсказала ему проверить личное оружие.

Воин, постучавший кулаком в дверь Улатала, пришел в броне и при оружии. Легионер, облаченный в полночный керамит с бронзовой окантовкой VIII Легиона, возвышался над Улаталом, который сам был высоким человеком. Такое близкое присутствие Легионес Астартес никогда не вызывало приятных ощущений, даже у тех, кто привык к их огромным размерам. Этот воин на таком близком расстоянии был просто откровением огромности. В одной руке он держал цепную глефу с трехметровым древком. В другой — шлем с личиной в виде ощерившегося черепа и гребнем из двух крыльев. Работающий силовой генератор на спине космодесантника вызывал у Улатала зуд в деснах. Ему пришлось бороться с неприятным желанием потерять глаза, они словно вибрировали в глазницах.

Улатал знал, кто это. Он видел лицо воина в бесчисленных имперских воодушевляющих голограммах, рассказывающих о деяниях героев Легионес Астартес. Он видел закованного в броню гиганта почти во всех засекреченных послеполетных пиктах, описывающих многочисленные победы VIII Легиона за последнее столетие.

Повелитель Ночи уставился на него. Его нечеловеческие глаза выражали взгляд бесстрастной немигающей черноты. Когда он заговорил, его голос напомнил звук лавины, каким — то образом получившей власть усмехаться.

— Привет, — заявил Первый капитан Яго Севатарион. — Мы с тобой поговорим.

Первые несколько минут каждое движение воина вселяло в Улатала полную уверенность в скорой смерти. Он не был трусом. Никто не смог бы дослужиться до