– Ну допустим. – Макс нахмурил брови и отпил молча из стакана. Складывалось ощущение, что ему все это неловко слушать, хотя с чего вдруг? Он столько откровений про меня накопил за все наши попойки…

– Ну… Неужели я не достойна, не заслуживаю честности?

– Ну конечно, заслуживаешь… Хочешь честно?

– А?

Макс немного помолчал и чуть погодя все-таки добавил:

– Ты чертовски классная баба…

И улыбнулся. Вообще, надо признать, я небольшой пессимист или нытик, не могу сказать точно. И такие минорные нотки случались у меня довольно часто. В такие моменты я чувствовала, что нечто нехорошее и колючее закручивается во мне, как спираль, и давит изнутри. И только он мог вмиг взять своей сильной рукой и выпрямить эту загогулину, оборвать колючки, полить добрым словом, так что она еще и зацвести умудрялась…

Я видела по тому, как дергается его кадык, что в горле у него танцевали десятки звуков! Но рот был плотно закрыт, не выпуская ни одного на волю. Так, парочка для затравки, но меня не обманешь и не проведешь. Эту ли правду ты хотел мне сказать?

…

Олег появился спустя пару месяцев, с раскаяниями, обещаниями и заверениями. Сильно похудевший и похожий на открытку с Днем святого Валентина. Он сказал мне все то, что я хотела услышать. И мне, видимо, этого хватило. Ну и… Признаюсь, что через два месяца величина моей трагедии заметно поубавилась, мне уже не казалось все настолько очевидным, а некоторые детали виделись совсем раздутыми. Так что я приняла его достаточно просто. Впустила в спальню, и пока он мылся, сделала себе зеленый чай. Сидя за столом, я склонилась над кружкой и увидела, как на дно упал мой острый нос и грустный подбородок. «Ты слабак», – сказала я себе. Дальше мы жили вполне себе счастливо.

…

Что имела я еще в запасах памяти? День похорон брата Макса. Постаралась аккуратно разложить перед собой тот день. Олег тогда болел серьезно, и я поехала одна. Сухой, царапающий уши голос священника не вызывал никаких эмоций, кроме раздражения… Помню, как хотелось, чтобы он закончил, прекратил говорить слова. Ведь это просто слова. Не думаю, что брат Макса хотел бы слушать их. Скорее, послал бы всех к черту и попросил напиться в честь его похорон, и чтобы было поменьше всего благочестивого. При жизни он был редкостным засранцем и очень этим гордился, так почему же похороны не устроить, как он хотел бы? Ведь это последняя с ним встреча…

Макс сидел согнувшись на корточках у стула матери и держал ее за рукав тонкого платья, или, скорее, держался сам… Он был как старый дом, который вроде стоит, не рушится, но в основании его что-то явно покосилось, отчего и общий вид неряшливый и потерянный. Он не очень часто общался с братом, слишком разные они были, но очень им дорожил. Может, потому что у них не было отца и Макс всегда был за старшего.

Когда официальная часть была закончена, все быстро разошлись, осталась пара человек, я их видела впервые, – наверно, дальние родственники, судя по тому, как они держались с мамой Макса. Я выпила уже четвертый кофе за сегодня, размазала языком по небу противный дешевый привкус, потом собрала в пучок волосы и туже затянула пояс пальто: пора было и мне домой. Глазами нашла Макса и подошла попрощаться.

– Милый, может, тебе нужна какая-то моя помощь?.. Я… Мне, пожалуй, пора ехать… Олегу совсем плохо. – Сказала это и осеклась, показалось нелепым и некрасивым говорить на похоронах о серьезности простуды своего мужа.

– Конечно, пусть поправляется… Я.. – Он растерянно посмотрел на мои худые руки, а потом в глаза. И столько в его взгляде было вопросов, боли, мыслей, всего того, чем бы ему так хотелось поделиться… И отчаяния.

– Послушай… Спасибо… Ничего не надо. Поезжай, конечно.

Я потрогала его за плечо, будто проверила на хрупкость, и медленно пошла к машине. Я шла и ни о чем не думала. Пустая. Так бывает, когда проснешься с утра, прилипаешь взглядом к белому потолку и лежишь так, словно между какими-то слоями, и ни одна мысль не просачивается. Когда я остановилась у машины и начала искать ключи в сумке, я вдруг почувствовала чье-то присутствие рядом. Через секунду меня с силой развернуло и прижало спиной к окну автомобиля. У моего носа светилась густая неряшливая рыжая борода.

– Маша… – Макс медленно сжал пальцами мою руку.

– Что случилось?

А дальше последовал поцелуй. Большие руки пригладили мои волосы. Нам сорок лет, в этом возрасте не принято сходить с ума. Но мы нарушили все возрастные законы.

Я еду домой, сжимаю руль, вытираю губы. Ощущения странные. На светофорах пытаюсь набрать смс ему, но все буквы неверные и глупые – стираю каждую, что смело выскакивает на экран.

Вот такое воспоминание всплыло. Ну ладно, конец я все-таки додумала… Мне страшно признаться, но мне хотелось бы такой развязки того дня. Ведь тогда все было бы проще. Я бы смогла понять гораздо раньше ВАЖНОЕ. Как жаль, что тогда он догнал меня у машины и просто отдал забытый в церкви телефон… Как жаль.

Глава 8

День шестой. Я ходила на работу, ничего там не делала, только сидела у выключенного компьютера и думала, размышляла, прикидывала… Вот многое можно нафантазировать, взгляд не так интерпретировать, интонацию не понять. Черт с ним. Но ведь тело не обманешь! Оно лучший в мире датчик. Когда-нибудь тело подавало мне, дуре, сигналы?

Да! Я помню четко… Это было не так давно…

Одно лишь прикосновение ладоней может что-то значить. Для кого-то это магия, для кого-то – столкновение планет. Объяснение – это лишь обертка, каждый может завернуть свое, во что хочет.

Был глубокий вечер понедельника, посиделки из бара перенеслись на нашу кухню, Олег разливал молодое домашнее вино в бокал очередной красивой подружке Макса. Модель, богатая наследница, волонтер, спортсменка… Охренеть, короче! Если честно, уже не впечатляло. За эти долгие годы все его подружки были хороши… Даже если бы он привел Меланию Трамп с заплаканными от счастья глазами, боюсь, мы бы нагло забыли ее имя через десять минут. Мы стояли вдвоем с Максом на балконе, подпаливали сигареты и не курили их, просто забывали это делать, а они тоскливо сворачивались серыми хоботками и падали нам под ноги, но мы не видели их полет, мы смотрели куда-то выше. Вдруг он отложил сигарету и взял меня за ладонь. Он