— В этих двух платьях я буду выглядеть замечательно, — сказала Лариса. — Единственное, мне кажется, что уж больно они роскошны для гувернантки!

Она не переставала повторять это, даже когда все уже было готово. И сестры и мать помогали ей шить, кроить, гладить и подгонять, пока, наконец, платья не приняли окончательный вид, и Лариса примерила первое, белого цвета. Синтия позавидовала сестре:

— Лучше бы оно пошло в мое приданое. У меня не будет ничего, хотя бы отдаленно похожего!

— Не могу отделаться от ощущения, — сказала Лариса, глядя в зеркало, — что мне никогда не придется его надевать. Поэтому платье лучше всего аккуратно завернуть в бумагу, и после свадьбы ты возьмешь его и станешь носить!

— Как это мило с твоей стороны, Лариса! — сказала Синтия и поцеловала сестру.

Голубое платье не удалось подогнать так же удачно, как белое, тем не менее, примерив его, Лариса выглядела ослепительно.

— Ты как будто явилась с пронизанного солнцем неба, — поэтично выразилась Синтия.

— Я думаю, что это платье тоже придется носить тебе! — ответила Лариса. — А я в это время буду вкушать скромную трапезу гувернантки, которую мне принесут в классную комнату.

— Разве ты не будешь есть вместе с хозяевами в столовой? — удивленно спросила леди Стантон.

— Я думаю, что вряд ли, мама. Ты же помнишь, папа никогда не приглашал к обеду в столовую ни мисс Гримсоу, ни мисс Джонсон. Они бывали там к ленчу, и то только потому, что мы, дети, сидели за общим столом.

— Да, я забыла, — сказала леди Стантон. — Это было так давно. Ах, Лариса, я не смогу вынести, чтобы с тобой обходились подобным образом! Что бы подумал папа?

— Папе следовало думать, когда он покупал все эти дорогие книги, — твердо ответила Лариса. — Остается только надеяться, что Ники, продав их, выручит хотя бы часть денег. Но теперь это — всего лишь подержанные вещи, возможно, никто и не польстится на них.

Она была поражена расточительностью отца, когда вместе с братом разбирала тома в библиотеке. Там она увидела, куда ушла большая часть отцовского капитала, таявшего из года в год.

— Не понимаю, почему он так любил Грецию? — заметила она.

— Ни о чем больше и думать не хотел, — сказал Ники. — Если бы и дальше все шло в том же направлении, то он бы бросил нас всех и уехал жить в эту страну.

— Наверное, был греком в предыдущей жизни, — мечтательно предположила сестра.

— Ты что же, веришь в подобные вещи? — поинтересовался Ники.

— Я много об этом думала. Это трудно понять, не веря в перевоплощение. Но почему один ребенок с рождения обнаруживает поразительную склонность к музыке, а другой, вроде Делии, начинает говорить по-французски, толком еще не выучившись родному языку!

— Не более чем наследство прадеда.

— Так ли это? А может быть, есть и другое объяснение? Брат улыбнулся:

— Наверное, в предыдущей жизни я был послом. Поэтому мне так хочется попасть на дипломатическую службу!

— Ты вновь станешь послом, уверена в этом! — улыбнулась в ответ Лариса. — Представь, как тебе пойдет золотое шитье на мундире.

Ники рассмеялся, и они вернулись к отбору книг на продажу. Но с каждым днем, пока они разбирались в доме, прежде чем покинуть его, Ларисе становилось все труднее и труднее объяснить столь поразительную опрометчивость отца.

Теперь, за пределами родины, Лариса поняла, что, не будь этого увлечения отца Грецией, не было бы и теперешнего приключения, о котором она так долго мечтала.

«Я увижу Францию, — говорила она себе. — Я узнаю французов, и, если с ними будет слишком трудно или неприятно общаться, я всегда смогу вернуться домой».

Ее охватило теплое, уютное ощущение того, что всегда есть возможность вернуться к маме и Афине с Делией. Тем не менее, она сделает все, чтобы не потерять место до тех пор, пока, по крайней мере, Ники не завершит образования. Они с братом вынуждены были остановиться на ночь в Дувре, поэтому Лариса могла сесть на утренний паром, идущий в Кале.

Ночевали в дешевой и неудобной гостинице. Единственной радостью было то, что они вдвоем. Брат с сестрой не могли понять, что заставляет других искать пристанища в этом не самом уютном уголке вселенной, здешние постояльцы явно не представляют собою ничего особенного. Ужин был малосъедобным, но Лариса получила от него огромное удовольствие, потому что представилась прекрасная возможность всласть поговорить с Ники.

— Ты уж смотри, будь осторожна, — сказал брат, закончив трапезу.

— Ты же знаешь, я буду осторожна. Потом, мне кажется, что из всех сестер именно я наилучшим образом подхожу на данное место.

— Почему?

— Синтия — чересчур рассеянна. Она может за чтением книги или мечтаниями отвлечься от наблюдения за ребенком. Афина — слишком импульсивна, а Делия — не в меру романтична.

Ники рассмеялся:

— За тобою, стало быть, не водится таких грехов?

— Я воплощение здравого смысла. По крайней мере, хотелось бы в это верить!

— Не могу полностью с тобой согласиться, скажу лишь, что из всех сестер ты наиболее умная и, наверное, отважная!

Лариса одарила брата взглядом, преисполненным любви:

— Ты в самом деле так считаешь?

— Да, конечно. Но все равно я стану о тебе беспокоиться, Лариса. Ты слишком хороша, чтобы оставлять тебя одну. Уверен, что сыщется немало французов, которые станут говорить тебе о твоей очаровательной внешности.

— Я обещала маме не слушать ни одного комплимента! Ники рассмеялся вторично:

— О, бедная мама. Она понятия не имеет, чего стоят слова за стенами Редмарли-хауса. Откровенно говоря, Лариса, тебе почти невозможно будет сдержать свое обещание.

— Я знаю, — вполне серьезно ответила сестра, — но, на худой конец, до вас не так уж далеко — стоит лишь пересечь пролив. Если дела пойдут совсем скверно, я вернусь домой.

Помолчав, он добавил:

— Дьявольски сложно найти слова, чтобы выразить тебе свою благодарность за то, что ты для меня делаешь.

— Ты ставишь меня в неловкое положение, — запротестовала Лариса. — Мы же любим тебя, Ники. Мы уверены, что и ты нам поможешь, если потребуется.

— Разумеется, помогу.

«Сто пятьдесят фунтов в год!» — думала Лариса, рассматривая спокойную поверхность моря из иллюминатора парома, который неторопливо попыхивал, совершая свой обычный рейс. Эта сумма казалась слишком большой платой за обучение маленького мальчика английскому языку. Она тревожилась за то, что может произойти, если ребенок сделает успехи не так быстро, как того ждет его дедушка. Однако была уверена, что французские дети обладают острым умом и для французского ребенка не так сложно выучить английский, как для его английского сверстника овладеть французским языком.