Девочка очень, очень медленно коснулась губ, на пару секунд задержалась пальцами в расщелине между ними, а затем бережно достала изо рта лепесток красной розы.

И бросила в ванну.

Вода в ней тотчас же изменилась. Теперь это было кипящее, клокочущее багровое море. Алиса пошатнулась и едва не упала; Оливер поспешил ее подхватить, глядя на Лейли с изумлением и чуть ли не трепетом.

Та не сводила глаз с воды.

– Выберите по телу, – сказала она тихо. – Вам придется принести их сюда самим.

* * *

Алиса и Оливер одновременно бросились в стороны.

Лейли не смотрела им вслед, иначе заметила бы, как они спотыкаются – наполовину от страха, наполовину от странного возбуждения, – спеша к куче тел и подгоняя друг друга, чтобы не растерять остатки пока согревающего их мужества. Нет, она была чересчур занята, созерцая воду, расчесывая ее буруны взглядом, точно гребнем, в поисках чего-то – возможно, знака, что поступила верно? Понимаете, Лейли начала задумываться, могло ли предложение помощи быть таким уж бескорыстным. У девочки закружилась голова и ослабли колени. Теперь ей казалось, что она поторопилась с согласием, что отчаянная нужда в помощи лишила ее последних крох благоразумия.

Чем дольше она стояла у ванны, тем беспощаднее вгрызалась в нее ночь. Неужели она в самом деле продалась паре незнакомцев? И ради чего? Короткой передышки от дела, на которое была обречена? Почему она так легко сломалась? Но хуже всего был вопрос:

Что они возьмут у нее после того, как она возьмет то, что хочет, у них?

Лейли неоткуда было узнать, что ее страхи беспочвенны. Она не понимала сердец своих случайных помощников и никогда не встречала незнакомцев, чьи намерения были бы чисты. Нет, она жила в мире, где доброта подводила ее, где темнота поглощала ее, где даже те, кого она любила, преследовали или отвергали ее. Не было такого чудовища, вурдалака или трупа в могиле, которые могли бы причинить ей больше боли, чем уже причинили люди, – и Лейли боялась, что сегодня ночью допустила самую серьезную ошибку.

Поэтому, когда ее спутники вернулись – со смертью в руках и добрыми деяниями в мыслях, – Лейли уже захлопнула двери и ставни своей души. Она больше не собиралась им грубить, но лишь тонкая грань отделяла ее от безжалостности. Теперь Лейли было все равно, чье сердце она может ранить, – покуда это сердце не было ее собственным.

* * *

Алиса вернулась первой.

Она несла маленького ребенка – мальчика лет семи или восьми – и открыто плакала. Внезапно потеряли значение ее невинность, страхи и ребяческий подход к их сегодняшнему мрачному труду. Потому что одно дело – узреть смерть, и совсем другое – коснуться ее. Ребенок у нее в руках был слишком настоящим, слишком человеческим, и Алиса ничего не могла с собой поделать. По правде говоря, она балансировала на грани тихой истерики, и Лейли точно недоставало терпения с ней возиться.

– Вытри лицо, – велела она. – И давай скорее.

– Как ты можешь быть такой черствой? – У Алисы надломился голос, руки задрожали от непривычного веса, и тело мальчика мягко соскользнуло в снег. Она принялась рывками утирать слезы. – Как можешь совсем ничего не чув…

– Не тебе рассуждать о моих чувствах. – С этими словами Лейли достала маленький кнут, свисавший с ремня под ее плащом, и резко хлестнула воздух.

Алиса ахнула.

Лейли даже не обратила внимания. Алиса могла горевать в свое удовольствие, но для Лейли это было уже невозможно. Для нее призрак маленького мальчика оставался более чем реален. Прямо сейчас он увивался вокруг ванны, отпуская язвительные комментарии по поводу Алисиного лица. Лейли снова хлестнула по воздуху, и дух с воплем растаял – но лишь на секунду. В такой форме им трудно было причинить вред, но кнут помогал держать в узде самых гадких. Лейли в третий раз щелкнула хлыстом («Да ради Ферен!» – завопила Алиса), и присмиревший дух наконец завис над ванной, ожидая, когда его переправят в Запределье.

– Опусти тело в ванну, – распорядилась Лейли. – Сейчас же.

Алиса с трудом сглотнула, но не решилась спорить. Повторное прикосновение к мертвецу потребовало от нее огромных усилий, однако она все же сумела сдержать слезы, приподнять мальчика и погрузить его в воду.

Кипящие буруны мгновенно успокоились, и красная поверхность просветлела, снова сделавшись прозрачной.

Алиса улыбнулась.

Лейли тем временем принялась расчищать снег неподалеку. Затем она вытащила из-под пороши большой железный сундук и откинула крышку, под которой оказался целый набор древних инструментов и приспособлений. Лейли выбрала несколько щеток с жесткой щетиной, протянула две из них Алисе и сказала:

– Теперь соскреби всю грязь.

Алиса смотрела на нее глазами, круглыми от страха.

– Что ты имеешь в виду? – прошептала она.

Лейли кивнула на воду.

– Сейчас он кажется чистым. Но когда ты закончишь, мы увидим, чего на самом деле стоят твои слезы.

* * *

Чтобы отмыть шесть тел, потребовалось семь часов. Руки покраснели и загрубели, пальцы онемели, а носы замерзли до потери всякой чувствительности. К концу ночи трое детей сами были едва не при смерти. Один мертвец оказался таким грязным, что тени не просто липли к нему – они покрывали его почти непроницаемым коконом, и Оливеру пришлось буквально сдирать эту темноту слой за слоем. К чести Алисы, она быстро оставила слезы, черпая силы из столь глубокого внутреннего колодца, что это не укрылось даже от глаз Лейли. Ее гостей переполняла невероятная решительность; за всю ночь с их губ не сорвалось ни слова жалобы, и Лейли наконец начала сознавать, что перед ней не вполне обычные дети. И что они, возможно, все-таки не намерены ей вредить.

* * *

Солнце сменило на дежурстве луну.

Небо начало неуверенно расцветать золотыми фиалками и одуванчиковой синью. У детей подламывались ноги от холода и почти не гнулись пальцы – но ночная работа была еще далека от завершения. Лейли (которая, между прочим, не более десяти часов назад в одиночку вымыла девять тел) еле шевелилась от усталости, но все-таки сделала одно финальное усилие: непослушными руками достала кучу прищепок и протянула Алисе и Оливеру по паре трясущихся горстей. Они принялись за дело молча и так медленно, будто двигались в молоке.

Наполовину промокших, наполовину замерзших мертвецов еще нужно было подвесить на бельевую веревку. Дети прицепили к тросу кольца и зафиксировали в них шеи, колени, локти и другие выступающие части тел – что под руку попалось. Развешенные на просушку, мертвецы покорно склонили голову на каменную грудь. Обмякшие конечности слегка покачивались на ветру – как и сырая одежда. Теперь на веревке висели пятнадцать трупов: шесть новых и девять старых. Наши герои отступили на шаг, чтобы полюбоваться работой, дружно повалились в снег и немедленно там уснули.