Финальный кадр. Абсолютный контроль. Волшебные слова, а теперь — обед, чтобы рассказать о своей победе друзьям.

Монтана угрюмо смотрела из окна машины — прошло три часа, и они возвращались домой. С ее точки зрения, вечер был пустой тратой времени. Друзья! Большое спасибо! Она прекрасно обойдется без них. Лишь бы у нее был Нийл, а уж он плевать на всех хотел — это чудесное качество в городе, где полно жополизок. Собственно говоря, это качество было в числе тех, которые с самого начала привлекли ее в нем.

— Сигарету? — Он вытряс сигарету из пачки, продолжая другой рукой вести серебряный «Мазератти» через Санта-Монику и Беверли к бульвару Сансет.

Она молча взяла сигарету и вновь вспомнила, как так называемые друзья Нийла встретили их новость. Все они сказали «Замечательно! Поздравляю!». А потом по очереди постарались корябнуть побольнее.

Биби Саттон, законодательница Беверли-Хиллз, элегантная французская жена крупнейшей кинозвезды страны Адама Саттона:

«Пусик, Нийл правда будет снимать фильм по вашему сценарию?»— Она почти не маскировала обидного удивления.

Чет Барнс, талантливый сценарист, что доказывалось двумя «Оскарами»в его активе:

«Писать для кино — это особое искусство, Монтана. Совсем не похожее на телевизионную халтуру». А идите вы на… мистер Барнс!

Джина Джермейн, секс-символ лет под тридцать, изнывающая от желания, чтобы к ней относились серьезно, и смахивающая на раздавшуюся вверх и вширь куклу Барби:

«А у вас есть белый негр, Монтана? Мне-то вы можете сказать! Я вас не выдам. Собственно, ведь я сама немножко пишу».

И так далее, и все в том же духе. Одна шпилька за другой. Их просто грызла зависть, и ничего больше. Красивым женщинам отведены в жизни определенные роли, и им положено добросовестно их играть. Им дозволено быть кинозвездами, манекенщицами, домашними хозяйками, проститутками, но упаси их бог вторгаться на территорию, ревниво охраняемую Большими Мальчиками. Писать сценарии значительных фильмов для ведущих режиссеров — это неотъемлемое право Больших Мальчиков. И все они, каждый на свой мелочный лад, старались дать ей это понять.

— Иногда я просто ненавижу людей! — не выдержала она.

Нийл засмеялся:

— Не трать зря энергию, любовь моя.

— Они все так…

— ., исходили завистью.

— Ты тоже заметил?

— Еще бы! Карен Ланкастер все время просила меня признаться, что на самом деле чертов сценарий написал я.

— Избалованная стерва!

— А потом Чет счел нужным предупредить меня, что я погублю свою карьеру. И даже Адам Саттон пожелал узнать, почему я тебя тащу наверх таким образом.

— Бр-р! И это друзья.

Он снял руку с рулевого колеса и погладил ее по колену.

— Я же с самого начала сказал тебе, чтобы ты ни к кому из них не относилась серьезно. Голливуд своеобразный город со своеобразными правилами. А ты нарушаешь их все.

— Я? Нарушаю?

— Безусловно.

— Но как?

— Прикинем… Ты не делаешь покупки на Родео-драйв. Ты не даешь званые вечера, обслуживаемые лучшими фирмами. Ты не завтракаешь с девочками. Ты обходишься без горничной. Ты не делаешь из своих ногтей фетиш. Ты не сплетничаешь. Ты не тратишь мои деньги со скоростью, превышающей скорость звука.

Тыне…

Она подняла ладони, продолжая смеяться.

— Хватит и этого! Едем домой и ляжем спать.

— И ты не ждешь, пока тебя попросят.

Ее рука скользнула поперек рычага передач и легла на его пах.

— А ты ведь счастливчик!

«Мазератти» вильнул вбок.

— Кто спорит, любовь моя?

Монтана крепко спала, когда рано утром Нийл тихо выбрался из их кровати. Он обнаружил, что с возрастом ему требуется все меньше сна, а потому принял душ, несколько раз отжался без всякого усердия, потом вышел в патио и залюбовался видом. Когда смог рассеивался, открывались многомильные просторы — иногда до самого океана. Это была чуть ли не главная причина, почему они купили несколько месяцев назад именно этот дом. Многие люди всячески поносили Лос-Анджелес, но Нийл питал искреннюю любовь к этому городу. Он родился и вырос в Англии, но никакой ностальгии не испытывал, Америка была его домом вот уже двадцать лет.

Впервые Нийл Грей приехал в Голливуд в 1958 году. Он был молодым нахальным режиссером и не сомневался, что знает решительно все. Студия, которая заключила с ним контракт после его первого нашумевшего фильма, устроила ему королевскую жизнь: бунгало в отеле «Беверли-Хиллз», богатейший выбор красивых звездочек и открытый счет. Фильм, который он снял для них, кассово провалился.

Женщина предъявила ему иск, называя его отцом ее ребенка, он яростно защищался, отрицал все и с поджатым хвостом убрался в Англию.

Однако Америка уже была в его крови, его влекло туда, и в начале шестидесятых он вернулся в Голливуд — на этот раз без контракта. Снял номер в «Шато Мармон», скромном старомодном отеле над Стрипом. Затем попытался пристроить сценарий, на который приобрел права. Все шло скверно, пока в один прекрасный день он возле бассейна не налетел в буквальном смысле слова на Мэрли Сандерсон. Она была хорошенькой избалованной девчонкой, в четырнадцать лет потерявшей мать. С тех пор ее растил отец, Тайрон, основатель Сандерсоновской кинокомпании. В тот момент Мэрли крутила с нью-йоркским актером, исповедующим систему Станиславского, но она тут же влюбилась в Ниша и переключилась на него. Выбора ему не оставалось. Мэрли получала все, чего хотела.

К тому же он был польщен. Она была юна, обворожительна, богата. А папочка владел кинокомпанией. Чего еще мог бы пожелать безработный кинорежиссер?

— Папочка вложит деньги в твой фильм, — небрежно бросила она в один прекрасный день. — То есть если я его попрошу.

— Так какого же черта ты еще ждешь? — взвыл он.

— Пустячка, который называется свадьбой, — ответила она невинным тоном.

Свадьба! Брак! Эти слова его пугали. Он испробовал брак в девятнадцать лет и ничего хорошего в нем не нашел. Но теперь, после семнадцати лет, после многих и многих женщин, после рек и рек алкоголя…

Брак. Он размышлял неделю. А потом решил, почему бы и нет?

Подошла пора снова сделать великий шаг, и к тому же это был вернейший способ снять свой фильм.

Внутренний голос непрерывно допекал его: «А принципы? А решимость добиться всего самому? А любовь?»

«Но… — подумал он. — Я хочу снять этот фильм. Мне нужна зацепка в этом городе».

— Да, — ответил он Мэрли.

— Вот и хорошо! — отозвалась она. — Папочка хочет с тобой познакомиться.

Тайрон Сандерсон добился того, чего добился, без помощи обаяния. Он был приземист и широкоплеч, курил объемистые сигары и предпочитал звездочек с объемистыми формами. Он жаждал сбыть дочку с рук. Она переспала уже с половиной Голливуда, но Нийл Грей был первым мужчиной, который заинтересовал ее больше, чем на день.