– Я так и думала. – Мать, потягивающая пиво и чистящая чеснок, довольно отставила бокал. – Ты беременна. Откуда у тебя дорогие тряпки и деньги на поездку домой? Мы тебе не высылали. Нагуляла, шлюшка институтская.

– Не может быть, – испугалась Леночка.

– Ну как же не может? – Мария взяла следующую головку чеснока. – Грудь у тебя значительно увеличилась, и жопа здоровая. Живот образовался. Когда у тебя были месячные?

– Месячные? Давно.

Растерянный взгляд дочери окончательно укрепил Марию в ее подозрениях.

И, может быть, все бы обошлось, но в этот момент с рыбалки приехали отец и братья.

– Ваня! – Мария встала из-за стола. – Ты только не ори. У нас несчастье. Ленка дитя нагуляла, а у нас младшему всего десять лет, и я опять на сносях.

– Блядь! – Отец с ходу влепил дочери пощечину. – Предупреждал же: до свадьбы никаких гулянок! Братьев бы постеснялась! Вон из дома!

За три недели Леночка сто раз хотела вернуться в Москву, но в профессорском доме жизнь была тоже не сахар: постоянный контроль, хуже, в чем в родительском. Утомительный, неприятный секс. Скучные, заумные знакомые Семена Аркадьевича. Многочасовые занятия и зубрежка по профессии, которую она еще не успела полюбить.

Но теперь все решили за нее, и это, как всегда, устроило Леночку.

Молча она сняла фартук, повесила на пластмассовый крючок, прошла в их с матерью комнату, взяла сумку, переоделась в босоножки и ушла из дома.

Наблюдая за дочерью из окна, Мария обернулась к мужу.

– Чего ты ее так, сразу… Может, она еще замуж выйдет.

– А ну ее, – Иван отмахнулся от жены. – Чужая она какая-то стала. Ходит по-другому, разговаривает грамотно, разбогатела. Чужая.

В Москву Леночка приехала в воскресенье. Своих ключей у нее не было, и она позвонила в профессорскую дверь.

Открыла ей не Дуся, а Ольга.

– Пронюхала, что я здесь? – сказала та неприязненно. – Ну, проходи.

Они сидели на кухне, за большим дубовым столом, обедали. Семен посматривал на прежнюю любовницу с сожалением, Евдокия с явным сочувствием, Ольга со скрытым торжеством. Уставшая от долгой дороги Леночка, почти засыпая, ковыряла вилкой в тарелке и покачивала ногой.

– Перестань, пожалуйста, – профессор отпил белого вина, – ты же знаешь, Лена, я не выношу плебейских привычек. Так ты скоро начнешь пить чай вприкуску и причмокивая. Ой, да о чем я… Поздно уже.

– Да, да, дорогой ты прав, – девушка опустила глаза в тарелку и вдруг решилась. – У меня для тебя есть новость. Я беременна.

Профессор побледнел.

– Я уже в курсе. Ты хочешь мне что-то сказать?

– Это твой ребенок, – неуверенно пробормотала Алена. – Я тебе не изменяла.

– Дорогая, мы прожили с тобой два года и ты ни разу не забеременела. Так? – Лена согласно кивнула. – Я бесплоден, так что мое отцовство исключается. – Голос профессора стал напряженным. – Ты догадываешься, от кого ребенок?

Закружилась голова, и Леночка положила руки на стол, чтобы не упасть.

– Господи, за что мне это? – прошептала она и посмотрела на домработницу.

Вздохнув, Евдокия перекрестилась.

– Грех уж больно срамной. Как же тебя угораздило?

Кивнув на Ольгу, Леночка взяла бокал с вином, жадно выпила половину.

– Подружка присоветовала и даже на каталочку помогла залезть.

– Чо? – возмутилась Ольга. – Я пошутила, а ты поверила. Я до него даже не дотронулась, видимость делала.

– Понятно. – Опустив голову, Леночка смотрела на тарелку с недоеденным салатом. – Хорошо, я перееду в общежитие. Аборт сделаю, мне ребенок не нужен. Буду, как Оля, жить рядом с институтом.

– Правильно Ольга говорит, ты абсолютная дура, – профессор отвернулся от бывшей любовницы и смотрел в окно, чтобы не видеть красивого лица и телячьего беззащитного взгляда.

– Ты погоди расстраиваться, – быстро заговорила домработница, – Аркадич, он умный, он придумает…

– Не встревай, Дуся! – Нирберг вытер салфеткой рот. – Да, Леночка, есть идея, которая может тебя спасти. По нашим… – он быстро взглянул на Ольгу. – По моим подсчетам, срок у тебя уже большой. Аборт можно делать только криминальный, а денег на него тебе никто не даст… Все-таки какая ты безалаберная, вечно за тебя нужно думать.

Лицо Нирберга исказило не то сочувствие к Леночке, не то недовольство от потери любимой игрушки.

Евдокия откровенно всхлипывала, настраиваясь на худшее. Ольга пила вино.

Леночка сидела безучастно, ждала, что же теперь будет.

– Тебе повезло, Леночка. Реанимационные работы в нестандартных ситуациях при наступлении комы – тема научной работы моего друга. Он, кстати, когда прошли слухи о ваших м-м-м… приключениях в морге, даже опубликовал пару дельных статей. Хотя он, несомненно, человек увлекающийся и позволил себе несколько некорректных примеров. Да, о чем это я?

– О Петре Яковлевиче, – сердито напомнила Ольга.

– Да! Леночка, ты мне все-таки человек не чужой… была. И случай с тобой произошел уникальный. Короче, мы с Петром Яковлевичем Радужным решили сложиться деньгами и провести этот опыт… Будем наблюдать тебя, исследовать. После опубликуем совместную работу. И не одну.

– Я стану подопытной крыской?! – Девушка, не сдерживаясь, зарыдала. – Но я не хочу ребенка! Он мне не нужен! Я даже не поняла, от кого он!

– Преступная халатность, – нравоучительно заявил Нирберг, – я себе такого никогда не позволял.

На его заявление все три женщины промолчали, зная, что за свою профессорскую карьеру Семен Аркадьевич смог убедить «быть с ним ближе и ласковее» не один десяток студенток.

– Ты здесь, конечно же, не останешься, – продолжил Нирберг, – оформляем академический отпуск, и едешь в Химки. Мы тебе там присмотрели квартирку. Скромную, но чистенькую.

– А с кем вы ее присмотрели? – Лена стала успокаиваться и с интересом посмотрела на бывшего любовника.

– С-с-с… – Семен Аркадьевич посмотрел на уверенное лицо Ольги. – С Петром Яковлевичем, конечно.

– Спасибо, – искренно поблагодарила Леночка.

Если бы она в этот момент взглянула на Евдокию, то прочла бы по ее губам: «Действительно дура».

Химки – район большой. Одной стороной он примыкает ко МКАДу, другой уводит в сторону Московской области и скоро соединится с Зеленоградом. Немного осталось, километров десять.

В самом окончании Химок, перед лесами Зеленограда, Леночке сняли квартиру в хрущевском доме. Однокомнатная, двадцатиметровая, с окнами на помойку. Домашнего телефона не было, мусоропровод отсутствовал, бачок в туалете треснутый, ванная с ободранной эмалью. Зато свобода! Ее девушка оценила не сразу, не привыкла.