Принципы строительного дела просты, универсальны и беспристрастны. Они повсюду одинаковы — что в Риме, что в Галлии, что в Кампанье. За это Аттилий их и любил. Даже сейчас, на бегу, он отчетливо представлял себе то, чего видеть не мог. Главный трубопровод акведука проходит по склону холма над виллой, заглубленный в землю примерно на три фута, и тянется с севера на юг, от города Байи до Писцины Мирабилис. И тот, кто владел этой виллой во времена возведения Аквы Августы — более века назад, — наверняка должен был протянуть два ответвления к себе. Одно должно впадать в большую цистерну, снабжающую водой весь дом, плавательный бассейн и фонтаны в саду. Если главный трубопровод будет загрязнен, может потребоваться целый день, чтобы примеси разошлись по всей системе водоснабжения — в зависимости от величины цистерны. Но другое ответвление должно поставлять воду из Августы прямиком во все эти многочисленные садки. И всякая проблема, случившаяся с акведуком, мгновенно отразится на них.

Тем временем картина начала приобретать не меньшую четкость: хозяин дома — видимо, сам Амплиат — в удивлении поднялся с кресла, а зрители теперь повернулись спиной к загородке и воззрились на Аттилия, преодолевающего последний пролет лестницы. Аттилий сбежал по бетонному пандусу, ведущему к рыбным садкам; он замедлил шаг по мере приближения к Амплиату, но не остановился.

— Вытащите его! — крикнул акварий, пробегая мимо хозяина дома.

Обозленный Амплиат что-то сказал ему вслед, но Аттилий развернулся на бегу — теперь он семенил спиной вперед — и вскинул раскрытые ладони.

— Пожалуйста! Просто вытащите!

Амплиат уставился на него, разинув рот, но потом, не отрывая взгляда от Аттилия, все-таки поднял руку. Загадочный жест. И тем не менее он породил взрыв бурной деятельности, как будто все только и ждали именно этого сигнала. Управляющий сунул два пальца в рот, свистнул рабу с багром и махнул рукой, изображая, будто что-то достает. Раб тут же развернулся, запустил багор в загородку, что-то подцепил и поволок.

Аттилий тем временем оказался почти у самых труб. Вблизи они оказались больше, чем казались с террасы. Терракота. Две трубы. Каждая — больше фута в диаметре. Они выходили из склона, вместе пересекали пандус и у края воды разделялись, устремляясь вдоль садков, в противоположные стороны. В обеих трубах были устроены грубые люки для осмотра — двухфутовые отверстия, накрытые поверх выпуклой терракотовой заслонкой. Добравшись до них, Аттилий обнаружил, что одну заслонку кто-то снимал, а когда ставил на место, плохо подогнал обратно. Неподалеку валялась стамеска, как будто того, кто ею пользовался, спугнули.

Аттилий опустился на колени, вставил стамеску в щель, просунул поглубже, повернул — и наконец-то смог поддеть край заслонки пальцами. Он снял заслонку и отложил в сторону, не обращая внимания на ее вес. Лицо его при этом оказалось прямо над текущей водой, и Аттилий мгновенно учуял зловоние. Вырвавшись из ограниченного пространства, оно оказалось настолько сильно, что инженера едва не стошнило. Мгновенно узнаваемый запах разложения. Запах тухлых яиц.

Дыхание Гадеса.

Сера.

Раб был мертв. Это было ясно даже издалека. Аттилий, сидевший у открытой трубы, увидел, как останки выволокли из садка с муренами и накрыли мешком. Зрители рассеялись и побрели обратно к вилле — а седая рабыня шла навстречу им, сквозь них, к морю. Прочие рабы отводили взгляды и шарахались от нее, словно от чумной. Добравшись до мертвого, старуха воздела руки к небу и принялась раскачиваться из стороны в сторону. Амплиат не обращал на нее ни малейшего внимания. Он решительно двинулся к Аттилию. Корелия — за ним следом. А еще — какой-то юноша, очень на нее похо-жий — должно быть, брат, — и еще несколько человек. У парочки из них на поясах висели ножи.

Акварий вновь переключил внимание на воду. Что это — плод воображения, или напор действительно уменьшился? Теперь, при открытой заслонке, запах сделался куда более нагляден. Аттилий опустил руку в поток, пытаясь оценить его силу, а тот изгибался и извивался вокруг его пальцев, словно мышцы, словно живое существо. Однажды, еще в детстве, Аттилий видел, как во время гладиаторских игр убили слона — лучники и копейщики в леопардовых шкурах. Но Аттилию запомнилась не столько сама травля, сколько последовавшая за этим сцена: дрессировщик слона — должно быть, он сопровождал огромного зверя на всем пути из Африки — сидел на пыльной земле, рядом с умирающим гигантом, и что-то шептал ему. И сейчас Аттилий чувствовал себя этим дрессировщиком. Казалось, будто акведук, громадная Аква Августа, умирает прямо у него под рукой.

Тут чей-то голос произнес:

— Ты на моей земле.

Аттилий поднял голову и обнаружил, что над ним нависает Амплиат. Владельцу виллы было где-то за пятьдесят. Он был невысок, но широкоплеч и крепко сбит.

— Это моя земля, — повторил Амплиат.

— Земля — твоя. А вода — императора.

Аттилий встал и вытер руку об тунику. Подуматьтолько: стоит такая засуха, и столько драгоценной жидкости изводится, чтобы богатей мог тешиться со своей рыбой! Акварий разозлился.

— Тебе следует перекрыть эту трубу. В главном водоводе акведука сера, а красная кефаль не переносит никаких примесей. Вот это, — он намеренно подчеркнул эти слова, — и убило твою драгоценную рыбу.

Амплиат слегка наклонил голову набок и оскорбленно фыркнул. У него было правильное, красивое лицо. А глаза — того же оттенка синевы, что и у его дочери.

— А ты вообще кто такой?

— Марк Аттилий. Акварий Аквы Августы.

— Аттилий? — Миллионер нахмурился. — А что случилось с Экзомнием?

— Хотел бы я это знать.

— Но ведь акварий — он, верно?

— Нет. Как я уже сказал, теперь акварий — я. — Аттилий пребывал не в том настроении, чтобы выказывать уважение этому богатею. Подлый, неумный, жестокий тип. При других обстоятельствах Аттилий, скорее всего, не удержался бы, чтобы не сказать Амплиату пару ласковых, но сейчас ему было не до того. — Мне нужно вернуться в Мизены. С акведуком что-то произошло.

— Что с ним? Какое-то знамение?

— Можно сказать и так.

Аттилий собрался было уходить, но Амплиат быстрым движением перекрыл ему путь.

— Ты меня оскорбил, — заявил он. — На моей земле. В присутствии моей семьи. И теперь пытаешься уйти, даже не извинившись?

Он подступил вплотную, так, что Аттилию стали видны капельки пота среди редеющих волос. От хозяина виллы исходил сладковатый запах шафранового масла, самого дорогого из притираний.

— Кто позволил тебе сюда войти?

— Если я чем-либо оскорбил тебя... — начал было Аттилий. Но потом ему вспомнилось искалеченное тело под саваном из мешковины, и извинения встали ему поперек горла. — Уйди с дороги.

Он попытался оттолкнуть Амплиата, но тот схватил его за руку, а кто-то уже потянулся за ножом. Аттилий понял, что еще мгновение — один-единственный удар — и все будет кончено.