— Превосходно! А у меня есть билеты на маскарад в Воксхолле[3]. Я слышал, у синьоры Растрелли великолепное сопрано, а она как раз будет там выступать.

— И, бьюсь об заклад, не менее великолепная грудь.

Стивен рассмеялся:

— И это тоже, конечно.

Вскоре Стивен отправился в номера, отказавшись остановиться в Мэннинг-Хаус. Николас остался наедине с бухгалтерскими счетами и головной болью от выпитого бренди. «Хорошо, что брат в городе», — подумал он, усаживаясь за стол. Возможно, немного веселья и развлечений — как раз то, что ему сейчас нужно. Немного выпивки, одна-другая партия в карты, немного итальянских оперных див с великолепной грудью. Ему необходимо вновь почувствовать себя тем самый Николасом, но не только герцогом.

Однако предстояло побыть еще немного герцогом. Он просмотрел толстую стопку свежих приглашений. Сезон балов подходил к концу, но это не помешало городу погрузиться в заключительную неистовую волну раутов и балов, прежде чем все разбегутся, разъедутся, каждый в своем направлении. Он отложил в сторону несколько приглашений, которые собирался принять, вместе со счетами и письмом от своего управляющего имением в Скарнли-Эбби по поводу ремонта. Впрочем, вскоре он сам собирался нанести туда визит.

Он открыл нижний ящик стола, чтобы достать еще писчей бумаги, и вдруг заметил, как в глубине, куда почти не попадал свет, блеснула маленькая шкатулка, украшенная золотом и эмалью. Ее насыщенные цвета — красный, синий и золотой — так притягивали, что он невольно потянулся за ней.

Обычно ему удавалось противостоять соблазну взять ее, и она оставалась в ящике, надежно спрятанная от глаз между бумагой и коробочкой с сургучом. Но сегодня какая-то неведомая внутренняя сила заставила его достать шкатулку и взять ее в руки.

Металл в его ладонях быстро потеплел, но он продолжал пристально смотреть на нее, прежде чем открыл. Улыбка нежно-розовых губ и мягкий взгляд карих глаз изображенной на шкатулке женщины манили и пленяли его. На миниатюре ее темные распущенные волосы ниспадали на плечи, почти скрывая алый бархат платья, сама же она улыбалась.

Валентина. Его жена, которой больше не было с ним.

Николас нежно провел большим пальцем по маленькому портрету, но ощутил лишь грубую шершавость краски без малейшего намека на теплоту ее кожи. И снова она улыбалась, как всегда, безмолвно. Все то, слишком короткое время, что они были знакомы, им было весело.

Во власти воспоминаний он опустил портрет и спрятал лицо в ладонях. Как правило, он не позволял себе думать о ней. Так давно это было, хотя по-прежнему слишком болезненно, чтобы вспоминать. Непонятно, почему сегодня она казалась такой близкой.

Он встретил Валентину Маньяни во время своего образовательного тура по Европе, вскоре после того, как умерли его отец и мачеха и на помощь приехал их сводный брат Бреннер. Это была их первая встреча с сыном мачехи от первого, разрушенного брака. В то время Николас был еще молод, зелен, словно весенняя травка, и собирался выпускаться из университета. Бреннер посчитал, что путешествие по странам континента и возможность задуматься о своих обязательствах пойдет Николасу на пользу.

Так и случилось. Поначалу он мучительно скучал по семье, так как никогда прежде не уезжал так далеко и надолго, но потом искусство, культура и красота природы окончательно увлекли его и помогли забыть о своей потере, он присылал домой множество скульптур и картин для украшения герцогских поместий. Постепенно начал осознавать себя как личность, таким, каким он был отдельно от семьи.

Затем он отправился в Верону, город Ромео и Джульетты, где в один прекрасный день встретил Валентину. Это произошло на рынке, она делала покупки для дома. Высокая, с золотисто-медовой кожей, шелковистыми черными волосами и темными глазами, светящимися жизнью. Она посмеялась над его неловкими попытками говорить по-итальянски с торговцами и помогла купить фруктов и хлеба. Он был очарован ею, околдован каждой деталью — счастливым смехом, краешком красной плиссированной нижней юбки, выглядывавшей из-под коричневого платья, пылкостью и жизнелюбием. Она и его вернула к жизни.

В тот день он провожал ее до дома, всю дорогу нес ее корзину с продуктами, наслаждаясь мелодичным голосом, который учил его новым итальянским словам, и с каждым шагом влюблялся в нее все отчаяннее. Он познакомился с ее мамой и выпил с ними чаю. Семья их была весьма уважаема в городе, ее отец — юрист, но определенно они не принадлежали к родовитой знати. А значит, она не подходила на роль герцогини.

Николас открыл глаза и невидящим взором осмотрел свою библиотеку, огромную, плохо освещенную комнату, заставленную полками, уходящими в потолок, полными книг в кожаных переплетах, и уставленную старой тяжелой мебелью. В углах притаились привезенные из того памятного путешествия статуи — бледные мраморные боги и богини, взиравшие на него своими мертвыми глазами. Он рассчитывал привезти домой гораздо большее, чем просто искусство, холодный камень. Он хотел привезти с собой жизнь и смех. Вернуться с женой.

Он ухаживал за Валентиной стремительно и страстно. В конце концов, он принадлежал к той категории людей, которые готовы на все во имя любви. Кровь его кипела, никогда и ни к кому больше не испытывал он таких чувств, ни до встречи с Валентиной, ни после нее. Николас бесконечно жаждал ее присутствия рядом, улыбки и поцелуев, хотел проводить с ней каждую минуту, и она отвечала ему тем же. Они подолгу гуляли по городу, предаваясь пылким поцелуям в тихих переулках и пыльных галереях. В их семейной гостиной он слушал ее игру на арфе, в то время как вокруг бегали ее братья и сестры.

Ее дом напоминал его собственный в поместье Вельбурн, где по комнатам носились его братья и сестры и повсюду слышался их заразительный смех. Даже если в обществе ее бы не приняли, его семья бы непременно полюбила Валентину и всеми силами помогла бы сделать ее счастливой даже в хмурой сырой Англии. В этом он был абсолютно уверен. И он женился на ней, обвенчавшись в небольшой часовне в Вероне. Он поднял ее кружевную вуаль и поцеловал в теплых лучах света, проникавших сквозь витражное стекло, и это был самый счастливый момент всей его жизни.

Однако счастью не суждено было продлиться долго. В свой медовый месяц они отправились на загородную виллу в бесконечные дни, согретые золотым солнцем, и теплые ночи, полные страсти. Еще до того, как они вернулись в Верону, Валентина забеременела. О возвращении в Англию до того, как и она, и ребенок смогут выдержать дорогу, не могло быть и речи, поэтому Николасу пришлось немного подождать и написать своей семье и о женитьбе, и о рождении ребенка чуть позже. В противном случае они бы примчались очертя голову, а ему так хотелось побыть с Валентиной наедине еще хотя бы некоторое время.

Он был мужем чуть больше года. И всего лишь час отцом крохотного сына. Потом не стало ни ребенка, ни Валентины. Смех и свет исчезли из его жизни так же внезапно, как и пришли в нее. Он остался один.