– Ты ж ведь все равно надеешься? – не оборачиваясь, осведомился он. – Часы и не заводишь, и не выбрасываешь. А что? Любой человек ошибиться может… Видел бы ты тех вежливых. У толстого в глазах интерес служебный, вурдалачий, у худого – вообще ничего. Я теперь думаю, что корочки они фальшивые светили – ну зачем двум подполковникам, как савраскам бегать – на то лейтенанты имеются… но меня-то они по-любому уделали. А еще я думаю, – Федор развернулся. – Не нужны мне твои советы! Сам все порешаю. Плевать, что там Старшая ворчит. Все равно ту девчонку найду. Или есть у тебя радость в жизни или нет ее. Остальное – труха. Не может такого быть, что человека найти нельзя. Разыщу, и все у нас нормально будет. И…

Он запнулся, вытащил безмолвно содрогающийся мобильник, хмуро уставился на экран, пробормотал: «Чтоб тебя», и уже громче, сурово: «Слушаю!»

Прижав телефон к уху, Федор снова отвернулся к окну.

– Нет, Мирослав Лукич, не получится, – зарокотал он, – нет… Это никому не интересно.

Он замолчал, прислушиваясь к торопливо булькающему мобильнику. На фоне муторной осени за окном фигура соседа смотрелась внушительно и строго, как памятник на хорошем кладбище.

– Ладно, – нехотя согласился он, – сейчас подскочу. Скажите там, чтоб весь пакет собрали… Добро.

– Я теперь кое-что могу, – Федор убрал телефон, но по-прежнему созерцал слякоть за окном. – В джакузи-то я не один плаваю. Там нас, считай, целый бассейн. Человек десять-двенадцать всегда есть. Это только поначалу не то что говорить, дышать толком не получается. Потом – нормально. Конечно, со стороны вид жутковатый. Вылезешь, бывало, оглянешься, и оторопь берет: вода мутная пузырится, а из нее лысые головы торчат. Все бледные, как в сметане, глаза красные… Я кое с кем там познакомился – очень серьезные люди. Федеральный уровень. Кого-то найти им вообще не проблема.

Федор вернулся к столу, но садиться не стал.

– Ты извини, – сказал он, – дела. Спасибо, что выслушал. И убери сковородку с плиты – дымится уже. Пельмени твои – гадость, но все равно спасибо. Давай, дружище, до встречи.

Я переставил сковородку, проводил соседа до дверей и вернулся. Свежий воздух в Москве – понятие относительное, но этот букет курева, вареных пельменей, пролитого коньяка, кислятины с нотками чадящей от перегрева сковороды… пришлось снова распахивать окно.

Под ногой хрустнуло. Ругнувшись вполголоса, я отправился за веником и в прихожей учуял еще один аромат – что-то такое невнятное, сугубо женское, при том, что запах, очевидно, остался после Федора. Мысленно пожелав ему удачи в беседах с женой, я старательно собрал осколки. Говорят, посуда бьется к счастью.

Я подошел к буфету и осторожно вытащил придавленное моделькой парусника письмо.

Последние годы в моем ящике не появлялось ничего, кроме мелкого мусора, никчемных рекламок и счетов за коммунальные услуги. А неделю назад выпал на ладонь немного помятый конверт. Обратный адрес состоял из непонятных каракуль, зато мой был вписан четко и недвусмысленно. На конверте красовалось изображение Тадж-Махала и много марок, частью отечественных, частью, похоже, индийских. Не стану врать, что сунул письмо в карман, ходил весь день по делам, а вечерком решил ознакомиться. Нет, я никуда не пошел, уселся в подъезде на ближайшую ступеньку и прочел. С тех пор я перечитал его, наверно, раз сто или двести.

Она писала об экзотической стране, о нравах в посольстве, о том, сколько раз у нее украли кошелек на базаре, о жаре и дождях. И в самом конце:

«Ты же знаешь, как я ненавижу компьютеры, а теперь я ненавижу себя за то, что такая дура. Я несовременна, верю в сны и ни капельки не верю Всемирной паутине. А сегодня мне приснилось письмо от тебя. Такое скучное письмо ни о чем. Зато на нем был твой адрес. Я его разглядела и пока не забыла, решила написать. Вдруг это и правда твой адрес? Когда ехала сюда, выкинула свой старый мобильник вместе с симкой, поэтому у меня теперь другой номер…»

Я аккуратно положил письмо перед собой, перечитал все в сто первый или двести второй раз и набрал номер. Долгие, долгие гудки, потом:

– Алло?

– Здравствуй, Алён.

– Это… это правда ты?

– Да.

* * *

Федора я больше не видел, но время от времени замечал припаркованный во дворе знакомый «лексус». В подъезде мне иногда встречалась Федорова жена – Вероника. Она всякий раз задумчиво поправляла сверкающие золотом-бриллиантами сережки и никогда не здоровалась. Потом «лексус» перестал появляться, а вместе с ним и Вероника.

Настала зима, прошел год, и опять настала зима. Все шло своим чередом. Бригады гастарбайтеров, невзирая на снег и дождь, раскатывали все новые и новые слои асфальта. Чтобы слякоть под ногами не замерзала, дворники щедро сыпали на тротуар химикаты. Городские и все прочие власти горячо рапортовали об успехах, а я все никак не мог выбрать между безответственной авантюрой и нормальной жизнью. Оба решения имели колоссальные недостатки.

Однажды я застрял перед витриной турагентства с большой, разноцветной картой Средиземного моря.

Описать мое тогдашнее состояние можно двумя образами: «погруженный в сомнения» и «непрерывно сквернословящий», которые вместе легко выражаются одним словом. Полчаса медитации у витрины не принесли ничего, кроме мокрых ботинок. Во дворе пришлось лезть через сугроб – очередной умник припарковал «лимузин» на тротуаре. Дома обнаружилось, что замечательный дверной замок заедает, света нет, в квартире чем-то воняет. И тогда, вдохнув поглубже, я вслух громко и внятно сказал, что думал.

– Вот это завернул, – знакомый голос заставил меня слегка подпрыгнуть. – Вот это, понимаю, интеллигенция!

Чмокая ботинками по линолеуму, я пошел на голос. Сосед сидел за кухонным столом, задумчиво прихлебывая что-то из моей чашки.

– Проходи, не стесняйся, – продолжал он, – чайку попьем.

– Какого рожна?

– Сам виноват. Я пришел – тебя нет. Под дверью мне ждать?

В кухне плавал вечерний сумрак. Гость сидел спиной к окну, лицо пряталось в тени, но, совершенно точно, это был Федор. Я бесполезно пощелкал выключателем.

– Не суетись, – усмехнулся он. – Все под контролем.

– Вот как? – Мне на секунду показалось, что за столом один из тех красавчиков, что выбились в большие боссы и теперь учат нас жить… давно мечтал хотя бы разок расквасить такую физиономию. – Проваливай. Дверь найдешь?

– Ну-ну. По легче, друг мой.

– Помочь?

Он не шевельнулся. Из коридора послышались торопливые шаги. Одна внушительная фигура загородила вход на кухню, другая смутно маячила позади.

– Я смотрю, у тебя перемены, – Федор белозубо улыбнулся, – ходики пошли. Поздравляю!

– Ну что же. Будь как дома, – я не торопясь уселся на свободный стул, отложив мечту на потом. – Хорошая у тебя пехота.