— Твои упражнения смотрелись довольно необычно, — заметил он. — На мгновение я даже испугался, что ты утонешь.

— Ну, до этого бы дело не дошло, — возразила Май-кайла, — хотя, по правде сказать, дышать через толстое одеяло не самое приятное занятие.

Они вместе вытащили злополучное одеяло из воды и повесили его сушиться на сук, зная, что ночью без него не обойтись.

— Нет худа без добра, — сказала Майкайла, выжимая воду из косичек. — По крайней мере, мы удалились от земли скритеков.

— Да и до дома осталось не так уже далеко, — добавил Файолон. — Квази, в твоем селении смогут тебя отсюда услышать?

Некоторые оддлинги обладали способностью переговариваться друг с другом на расстоянии с помощью телепатии, и Квази был большой мастак по этой части.

Но теперь он, онемев, уставился в небо. Дети проследили за его взглядом и увидели пару огромных птиц, опускавшихся прямо на них.

Таких крупных птиц Майкайле еще не доводилось видеть. А когда они приблизились, девочка поняла, что это просто гиганты. Туловища у птиц — размером не меньше, чем у фрониала — оказались белыми, крылья — в черно-белую полоску, а лишенные перьев шеи и головы — почти того же цвета, что и кожа Майкайлы. Их глаза светились умом, чего девочка еще никогда не замечала у птиц. По обеим сторонам темно-коричневых клювов виднелись небольшие отверстия.

За считанные секунды птицы спланировали с небедных высот и приземлились прямо перед промокшими и перепачканными путниками. На спине у одного из них сидела странного вида женщина. Оба подростка удивленно уставились на нее.

— Никогда не слыхала, чтобы птицы могли перевозить людей, — проговорила Майкайла.

Файолон ничего не ответил, продолжая внимательно разглядывать незнакомку.

Однако та, похоже, не собиралась терять время.

— Майкайла, — властно сказала она, — садись вот сюда, впереди меня.

Она протянула девочке руку и почти втащила ее на спину птицы.

— Ты же, Файолон, — добавила незнакомка, указывая на второго гиганта, — залезай на него.

Мальчик медленно встал, вскарабкался на широкую спину и, опасливо поглядывая на мощный клюв птицы, попытался втащить за собой Квази. Оддлинг вначале упирался, но женщина кивнула ему, и тогда он занял место у самого основания птичьей шеи.

Незнакомка сказала что-то птицам, и они взлетели. Майкайла решила бы, что все это сон, если б не боль в руке, которую новая знакомая ей вывернула, затаскивая на птицу, да в высшей степени неприятные ощущения от моментально смерзшейся на высоте мокрой одежды. Все это говорило о том, что Майкайла не спит и — по крайней мере пока — не отправилась в мир иной.

Через час они прибыли к башне, покрыв все то расстояние, которое Харамис с таким трудом преодолела на своем фрониале.

Майкайла почувствовала тот момент, когда птицы начали снижаться: воздух стал плотнее и теплее, хотя тепло это было относительным. Она подняла голову, спрятанную от ледяного ветра среди перьев, и поглядела поверх крыла птицы. Путь их лежат вниз, к белой башне, возвышавшейся на уступе скалы. Если бы не черные облака вокруг окон и такого же цвета зубцы наверху, ее было бы трудно разглядеть среди снежных сугробов. У башни оказался балкон, достаточно большой для того чтобы птицы могли на нем приземлиться. Направлялись они, видимо, именно туда.

Птицы сели, сложили крылья, и Майкайла, освободившись от удерживавших ее рук женщины, соскользнула на каменные плиты. Смерзшаяся одежда похрустывала при каждом ее движении. Девочка обернулась, ища взглядом Файолона.

Тот тоже уже слез с птичьей спины, держа на руках не подававшее признаков жизни тело Квази. Огромные птицы снова взмыли в воздух, но Файолон этого даже не заметил.

— Квази! — твердил он и все тряс маленького оддлинга. — Проснись!

Неуклюже ступая онемевшими за время полета ногами, женщина подошла к ним, с трудом нагнулась к Квази и прикоснулась к его лбу.

— Он тебя не слышит, — коротко сказала она. — Пойдем, я покажу, куда его перенести. — И пошла вперед, ни разу не оглянувшись.

Майкайла помогала Файолону нести неподвижное и ужасающе холодное тело оддлинга. Наконец, сами совершенно окоченевшие и скованные, как броней, промокшей одеждой, они кое-как протиснулись в дверь со своей ношей и очутились внутри башни. Ее хозяйка стояла в углу большого зала и смотрела вниз, на лестницу, откуда раздавались легкие торопливые шаги. Почти тут же в зале появились пятеро слуг. Трое из них были ниссомы, двое — виспи. Майкайле до сих пор не приходилось видеть виспи, но она сразу узнала их по описаниям, встречавшимся в книгах, которые они читали с Файолоном.

Виспи больше походили на людей, чем ниссомы. Они были выше ростом, с более узкими лицами, а их носы, рты и небольшие ровные зубы Майкайла сочла вполне нормальными. Правда, глаза у них были огромные — такие же, как у ниссомов, только не золотисто-желтые, а зеленые. Портрет довершали серебристо-белые волосы, заостренные уши и руки с тремя пальцами, увенчанными скорее коготками, чем ногтями.

— С возвращением вас, госпожа Харамис, — почтительно произнесла женщина из племени ниссомов.

— Спасибо, — коротко ответила Харамис. Она кивнула двум мужчинам-ниссомам на безжизненное тело Квази. — Вы вдвоем возьмите его и отогрейте. А ты, — обратилась она к женщине-виспи, показывая на Майкайлу, — займись девочкой. Пусть она вымоется и переоденется. — И добавила, глядя на мужчину-виспи: — А тебе поручаю мальчика.

Бесчувственного Квази унесли, а Майкайлу с Файолоном повели вверх по лестнице.

— Приготовь мне ванну, Энья. — распорядилась Харамис, — и проследи, чтобы затопили очаг в кабинете. Мы там перекусим, когда дети переоденутся.

Харамис погрузила свое продрогшее тело в теплую ванну и стала размышлять («И как раз вовремя», — похвалила она себя) о том, что думают царственные родители о внезапном исчезновении своего дитяти. Она мысленно связалась с одним из ламмергейеров, находившихся поблизости, попросив его отвезти кого-нибудь из слуг к королю и королеве с запиской. Ламмергейер согласился, и Харамис велела Энье выбрать подходящего для этой миссии слугу и позаботиться о том, чтобы тот оделся потеплее. Служанка кивнула и вышла из комнаты.

— Я становлюсь старовата для подобных перелетов, — проворчала Харамис себе под нос, сидя в ванне в ожидании, пока застывшие конечности прогреются и станут более послушны.

И что это ей взбрело в голову притащить их всех сюда, вместо того чтобы спокойно вернуться в Цитадель? Ведь их одежда совершенно не годилась для полетов в такую погоду, а этот оддлинг мог вообще распроститься с жизнью. Она-то отлично знала, что значит поднять на такие высоты совершенно незащищенного ниссома. Даже по прошествии двух с лишним столетий Харамис отчетливо помнила тот день, когда позволила Узуну сопровождать ее в горы в поисках талисмана. Она коснулась Трехкрылого, висевшего и теперь на золотой цепи посередине ее груди. Тогда ей пришлось потерять два дня, чтобы спустить Узуна вниз и отогреть. Стоило бы вспомнить об этом, прежде чем дать ниссому забраться на ламмергейера. Среди тех топей, откуда они взлетели, одллинг оставался бы в гораздо большей безопасности, а здесь он ей совершенно не нужен, так же как и мальчик. Ей нужна одна Майкайла. «Уж не впадаю ли я в старческий маразм?» — размышляла Харамис.