class="p1">– Мне никогда не были нужны “доказательства”. Но я буду рад узнать, что никакой другой мужчина, кроме меня, не может претендовать на Маргарет.

– И, может быть, обрадуетесь, что сомневающиеся замолкнут раз и навсегда?

– Насчет этого не знаю, – сказал мистер Тилбери, приглаживая рукой волосы на затылке. Это была нервная привычка: раз в несколько минут он хватался сзади за шею, задирая локоть. – Вряд ли есть какие-то сомневающиеся. Фрау Эдель умерла вскоре после нашей с Гретхен свадьбы, мы переехали из Уимблдона в Сидкап и начали новую жизнь как обычная пара с младенцем. Никто из новых соседей ничего не знает про наше прошлое.

Именно, подумала Джин. Так с чего вдруг ты решил рискнуть неприкосновенностью своей частной жизни сейчас? А вслух сказала:

– Вы религиозны, мистер Тилбери?

– Наверное, не больше и не меньше остальных. Я не особенно хожу в церковь, разве что на свадьбы и похороны, но рад, что она есть.

– Вы венчались в церкви?

– Нет. Так было проще. Священник фрау Эдель не очень-то любил компромиссы.

– Вроде бы священники должны приветствовать идею непорочного зачатия, – сказала Джин.

Мистер Тилбери впервые взглянул ей в глаза.

– Как оказалось, порой они очень ревниво охраняют свое право на чудеса.

– Вы долго за ней ухаживали?

– Около четырех месяцев. То, что мы жили под одной крышей, конечно, помогло. К тому же фрау Эдель уже была больна, и ей хотелось поскорее увидеть Гретхен замужем.

Он замолчал, потом тихо добавил:

– Я знаю, о чем вы думаете.

Джин покраснела:

– Уверяю вас, что нет.

На самом деле она раздумывала о том, можно ли ей закурить или в мастерской есть материалы и приборы, чувствительные к дыму. Пепельницы нигде не было видно.

– Вы думаете, что такая женщина, как Гретхен, и не взглянула бы на меня, если бы не ребенок.

– Ничего подобного, честное слово.

– Что ж, вы правы. Не взглянула бы. Я знаю. Она могла выбрать кого угодно, а я, конечно, ничего особенного собой не представляю.

– Ей с вами повезло, и она это знает, – сказала Джин, которой это самоуничижение показалось неловким и неуместным. Гретхен не на что жаловаться. И мать, и муж, который души в ней не чает, не усомнились в ее добродетели – уже двойная удача. И Маргарет у нее есть. Чего еще желать?

Зазвонил дверной колокольчик, и мистер Тилбери поднялся.

– Не возражаете? – сказал он. – Пожалуйста, располагайтесь поудобнее.

Легко сказать, с таким-то креслом, подумала Джин, привела себя в вертикальное положение и почувствовала, как кровь приливает к онемевшим ногам и ступням.

Из-за двери доносились неразборчивые голоса, мужской и женский. Оставшись без присмотра, она, как всегда в таких случаях, принялась исследовать окружающую обстановку. За годы молчаливых наблюдений она убедилась, что правда о людях редко обнаруживается в том, что они охотно признают. Главного на поверхности не увидишь.

Она открыла верхний из широких неглубоких ящиков. Он был разделен на десятки деревянных отделений, в каждом – ювелирное изделие в ожидании починки. Там были камеи, обручальные кольца, браслеты, медальоны, у всех сломаны застежки или выпали камушки, на каждом предмете – тщательно надписанная от руки коричневая бумажная этикетка с номером и датой. В ящике ниже хранились корпуса множества наручных часов, чьи внутренности выпотрошили на запчасти.

Джин взяла миниатюрную пилу и дотронулась подушечкой пальца до тонкого, как волос, лезвия. Она вздрогнула, когда кожа разошлась и из пореза хлынула кровь. Она все еще пыталась промокнуть ее платком, когда мистер Тилбери вернулся с сапфировой брошью в руках, которую подписал и отправил в плоский ящик.

Поскольку он из вежливости отказался замечать, что Джин рыскала по его мастерской, она испытала извращенную потребность во всем признаться.

– Вот, повертела в руках эту пилочку, – сказала она, протягивая ему руку для осмотра и чувствуя себя довольно глупо. – Хотела проверить, насколько она острая.

Похоже, это его чрезвычайно развеселило.

– Что ж, мисс Суинни, хорошо, что вы не успели проверить, горячий ли паяльник.

– Простите, я ужасно любопытная, – сказала Джин. – Издержки профессии.

Он снял с полки потрепанную аптечку, извлек оттуда полоску пластыря и стал заклеивать ей палец.

– Какие у вас изящные руки, – сказал он, закончив.

Скажи это кто угодно другой, она сочла бы это грошовым комплиментом, как будто больше похвалить было нечего. Но он продолжил: “С такими тонкими пальцами из вас вышел бы хороший ювелир”, и для сравнения показал собственную широкую ладонь.

– Иногда я чувствую себя медведем в боксерских перчатках.

– А я как раз думала, какое удовлетворение должна приносить эта работа, – ответила Джин. – Создавать и чинить людские сокровища. Я для такого слишком неловкая.

– Подгонять обручальные кольца или менять ремешки от часов – что же тут возвышенного, – сказал он. – Но это мой кусок хлеба, и я не жалуюсь.

– Когда весь день сидишь за пишущей машинкой, кажется, что здорово делать что-то настоящее своими руками.

– Уверен, что для большинства людей ваша жизнь куда увлекательней, – ответил он.

Джин покачала головой.

– Может, на Флит-стрит. “Эхо Северного Кента” гораздо консервативней. Для нас сенсация – это когда кто-нибудь забрался в помещение Британского легиона и стащил бутылку джина.

Она вспомнила произведение, которое накропала с утра по случаю Национальной недели салата:

Скромный латук, если его правильно приготовить, может стать основой множества питательных блюд для всей семьи. Добавьте к запеченным или жареным тефтелям новый хрустящий штрих…

– Вижу, вы не носите украшений, – сказал он.

Пальцы, запястья и шея Джин ничем не были украшены – как всегда.

– Да, но не из принципа. У меня их попросту нет. Сам себе такое ведь не покупаешь.

Она умолкла, спохватившись, что оказалась уже не на профессиональной, а на личной территории.

– Да. Хотя непонятно почему.

– А даже если бы и купила, я, скорее всего, так ничего и не носила бы, хранила бы в шкатулке и любовалась время от времени. – Уж это она про себя знала.

– Вот это зря – украшениям надо дышать.

Джин почувствовала, как у нее самой перехватило дыхание. Это был ее самый интимный разговор с мужчиной за много лет.

Вновь зазвонил колокольчик. Джин восприняла это как сигнал к отбытию. Она убедилась, что обращение миссис Тилбери в газету не вызвало у супругов разногласий и что муж не оказывает на жену никакого давления. Конечно, никогда толком не знаешь, что на самом деле происходит за аккуратными дверями, но мистер Тилбери был совсем не похож на агрессивных мужчин, которых ей доводилось встречать – в редакции и не только.

– Вам надо работать, – сказала она.

Он бросился помогать ей встать с кресла. Тут возник опасный момент: она взяла его руку, довольно тяжело поднялась, потеряла равновесие и едва