– Предполагаю, что свою линию окопов противник оборудует по склону балки, расположенной в двухстах метрах восточнее судна, – объявил Гродов, собрав бойцов в кают-компании. – В любом случае, вы окажетесь на ничейной полосе. Поэтому ваша задача – продержаться как минимум сутки. Дальше – по ситуации. Днем – никаких передвижений по палубе. Каждому определиться со своим местом на судне и затаиться.

– Понятно, – поддержал комбата Жодин, – выявлять себя будем только в том случае, когда румыны попытаются высадиться на судно или когда пойдут в наступление.

– И еще приказ: артиллеристам и зенитчикам появляться у своих орудий, только когда нужно вести из них огонь. Во всех остальных случаях – действовать стрелковым оружием. Пока противник не приблизился, вся команда должна научиться действовать в зенитно-артиллерийском расчете, обеспечив полную взаимозаменяемость. Волощенко, вы – командир пулеметного расчета. Вторым номером у вас – юнга Юраш; объясните ему, что и как, обучите… Словом, задача ясна. Если вражеские самолеты не появятся, патроны зенитного пулемета израсходовать по сухопутным целям.

– Еще как израсходуем!

– Ефрейтор Малюта, помнится, еще на Румынском плацдарме вы входили в отделение снайперов.

– Потомственный охотник, – пожал тот плечами. – Правда, промысловиком никто в роду не был, не сложилось, но все же…

– В любом случае снайперская винтовка – ваша. В первую очередь, старайтесь ликвидировать командный состав противника.

– И всякого, кто станет излишне суетиться во время атаки, – дополнил его Малюта. – Впрочем, значительную часть попытаюсь перестрелять еще в окопах.

– Ты на растерзание батальона хотя бы пару вояк оставь, – иронично остепенил его Жодин.

– Предлагаю, – молвил Малюта, – первым должен вступить в бой снайпер.

– Пусть румыны поначалу думают, что только один этот вольный стрелок здесь и засел, – добавил Жодин. – Но запомни, – тут же пригрозил ефрейтору, – станешь зря патроны тратить, лишу не только снайперской винтовки, но и сухого пайка.

– Бессердечный ты человек, сержант.

– А нечего дармоедничать, харч солдатский изводить.

– Те, кого для тебя лично приберегу, сержант, будут помечены красным.

– Оттачивать остроумие будете без меня, – вмешался Гродов. – Особенно во время штурма судна, когда румыны пойдут на абордаж.

Поняв, что скучать эта компания не станет, комбат прекратил словесную пикировку и, взглянув сквозь треснувшее стекло иллюминатора на берег, на котором по-прежнему маялся его ординарец, продолжил:

– Васильков, командиром орудия назначаю вас. Федулин у вас вторым номером; на полную орудийную прислугу, увы, людей не хватает. Поскольку судно стоит с креном, вести огонь прямой наводкой будет трудно. Тем не менее каждый снаряд должен лечь с пользой для нас. Как, впрочем, и каждая очередь вашего ручного пулемета, сержант Жодин.

– Только бы эти хлопцы сунулись к нам, о тосте мы, как всегда, позаботимся.

…Антонеску прошелся взглядом по восстававшим в окне бронированного вагона руинам какой-то безвестной станции; по скорбным сельским пепелищам, разбросанным, вперемежку с соломенными крышами хат, посреди широкой, войной и солнцем выжженной долины…

Ему следовало бы осознавать, что и станция эта и натерпевшееся от боевых действий село – уже являются частью Великой Румынии. Однако ощущение породненности с этими краями в Антонеску так и не появилось ни разу за все время его пребывания в Транснистрии.

Конечно же, в свое время большинство генералов, в том числе и Чуперкэ, были недовольны тем, что их монарх Кароль II без какого-либо сопротивления уступил Советам обширные территории Бессарабии и Северной Буковины. Еще больший гнев вызвало покорное признание им вердикта Второго Венского арбитража, исходя из которого венграм досталась исконно румынская Северная Трансильвания. Стоит ли удивляться, что в то смутное время монархисты готовы были поддерживать генерала Антонеску, прощая ему и связь с разнузданной фашистской организацией «Железная гвардия», и его публичное недовольство правлением короля.

О, тогда эти обмундированные кретины благосклонно, порой даже сочувственно, наблюдали за тем, как король смещает его с поста военного министра, переводя на скромную должность командующего округом; как обвиняет его в организации заговора, а затем, взбешенный письменным протестом генерала в связи с передачей бессарабских земель коммунистической России, приказывает арестовать.

Они цинично освещали молчанием нападки, которые приходилось выдерживать генералу Антонеску со стороны коммунистических и сионистских организаций, и посмеивались по поводу опасной схватки, в которую, в определенный период, он вступил, пытаясь нейтрализовать деятельность «Железной гвардии»… Все верно: тогда еще генералитет и офицерство хотя бы проявляли некую терпимость, снисходительно наблюдая за тем, как под крылом слабовольного короля зарождается дуче местного пошиба, эдакое внебрачное порождение итальянского и германского фашизма.

Однако ситуация резко изменилась после того, как в сентябре прошлого года указом монарха Антонеску был назначен главой национал-легионерского правительства, значительную часть которого тут же заполнил штурмовиками из «Железной гвардии». Но и это многие простили бы ему, однако уже на второй день своего премьерства Антонеску в ультимативной форме потребовал от монарха Кароля II отречения от престола в пользу младовозрастного принца Михая.

Оппозиция тут же обвинила Антонеску в том, что он действует, руководствуясь личной местью, не в состоянии простить королю краткосрочного ареста в середине 1938 года, когда Кароль II обвинил его в подготовке путча. И была удивлена, что будущий диктатор даже не пытается оспаривать это обвинение. Мало того, в беседе с личным секретарем короля, а затем и в беседе с королевой, которая сугубо по-женски, уговорами, пыталась примирить его с монархом, Антонеску недвусмысленно заявил: «Все еще могло бы сложиться по-иному, если бы, отправляясь в свое зарубежное дипломатическое турне по Франции, Англии и Германии, король согласился включить меня в военную делегацию. Ведь во время переговоров в этих странах рассматривались в основном вопросы военного сотрудничества, а в свое время именно я, выпускник французского военного колледжа, был военным атташе в Париже, а затем и в Лондоне. Однако король категорически отказался от моих услуг, прекрасно понимая, что это стало бы демонстративным актом примирения»[8].

Паровоз резко затормозил и остановился. Антонеску вновь вернулся к окну и обратил внимание, что поезд находится на какой-то станции, перрон которой был оцеплен солдатами и жандармерией, все они стояли спинами к его вагону.

– Что там происходит? – спросил кондукэтор, краем глаза заметив появление адъютанта и начальника личной охраны полковника Бодяну.

Прежде чем они ответили, послышалась стрельба зенитных орудий и пулеметов, установленных на платформах и крышах броневагонов.