Обычно считается, что эмоции мешают трезвому размышлению и здравому рассуждению, что именно они управляют нами, а не мы ими. «Черт меня дернул сделать это!» – говорим мы потом. Эмоции могут способствовать нашему расположению к людям, которых мы любим, и настраивать против тех, кого не любим. Эмоции изменчивы, а потому являются ненадежным руководством к действию. Они часто зациклены на частностях: мы можем настолько сильно переживать случившееся с нами или с кем-то другим, что у нас не будет других мыслей, кроме как «справедливо это или нет».

Именно так едва не случилось с Люком. Ведь он испытал гнев в ответ на несправедливость со стороны отца юноши. Но эмоции сослужили Люку и добрую службу: он почувствовал сострадание. «Его сын находится здесь уже почти шесть месяцев. Отец переживает, у него нервы на пределе, потому я и решил убрать комнату еще раз. Я не сержусь на него». Таким образом, именно эмоции подсказали Люку, как поступить правильно.

Это не были какие-то случайные эмоции. Его гнев и его сострадание вполне правомерны. Но он был в состоянии контролировать их, чтобы сделать правильный выбор. Аристотель говорил, что эмоции, должным образом вышколенные и управляемые, – это основа основ практической мудрости. «Мы можем ощущать страх, уверенность, желание, гнев, жалость, да и вообще любой вид удовольствия и страдания либо слишком сильно, либо слишком слабо, то есть не должным образом, – утверждал он. – Умение же почувствовать все это в нужное время, в отношении нужных предметов или людей, по достойному вимания поводу и должным образом – вот „золотая середина“, признак добродетели»[13].

Умение оценить ситуацию, понять, что уместно и важно в данном конкретном случае и в данных обстоятельствах, представить себе, что думает и чувствует кто-то другой, иметь в виду существование вариантов и представлять себе последствия – все эти навыки являются частью проницательности, глубокого понимания предмета. Именно такая проницательность является, согласно Аристотелю, «способом нахождения соответствия между общими вопросами и конкретными ответами, общими представлениями и уникальными случаями, где общее помогает понять частное и, в свою очередь, конкретизируется с его помощью»[14].

Практическая мудрость зиждется не только на способности понимать других. Она также требует умения понимать себя и свои мотивы, признавать собственные поражения и неудачи, чтобы выяснить, что работает, а что нет, и почему.

Мы видим понимание важности такого самоанализа у Люка. «Сначала я был намерен защищаться, собирался спорить с ним. Но что-то внутри меня дрогнуло, и я сказал: „Извините. Сейчас уберу“». Подобная саморефлексия не всегда дается легко, особенно когда, подобно Люку, мы чувствуем себя обиженными. Она также трудно дается, когда не правы мы сами: легкомысленны, беззаботны, слишком эгоистичны. Критика наших собственных представлений часто мучительна. Способность занять отстраненную позицию и беспристрастно судить себя требует определенной смелости. Люку, чтобы стать достойным сотрудником лечебного учреждения, и Луизе Форер, чтобы стать хорошим судьей, нужно было понять и признать свои ошибки – и в следующий раз поступить лучше.

Люк и Луиза Форер помогают нам понять некоторые из ключевых характеристик практической мудрости. Подведем итог:

Мудрый человек знает истинные цели деятельности, которой он занимается. Он хочет поступать правильно, чтобы достичь этих целей: удовлетворять потребности тех людей, на благо которых работает. Мудрый человек умеет импровизировать, находя баланс конфликтующих целей и применяя правила и общие принципы с учетом особенностей конкретного контекста. Мудрый человек проницателен, он умеет читать социальный контекст, знает, как выйти за рамки черно-белых правил и увидеть оттенки. Мудрый человек знает, как встать на точку зрения другого – увидеть ситуацию такой, какой ее видит другой человек, и понять, что он чувствует. Умение встать на чужую позицию позволяет мудрому человеку проявить эмпатию и принять решение, которое служит потребностям клиентов (студентов, пациентов, друзей). Мудрый человек знает, как сделать эмоции союзником разума, умеет опираться на эмоции, чтобы получить сигнал о том, чего требует ситуация, и сформулировать правильное суждение. Он способен интуитивно чувствовать или просто знать, что нужно делать: это дает ему возможность действовать быстро. Его эмоции и интуиция хорошо вышколены.

Мудрый человек – опытный человек. Практическая мудрость – это мастерство, и приобретается оно с опытом. «Быть храбрыми люди учатся, совершая храбрые поступки», – говорил Аристотель. То же касается честности, справедливости, верности, заботливости, умения слушать и давать советы.

Наша жизнь определяется правилами. Административные нормативные акты предписывают, как строить отношения и исполнять свои обязанности, работая в весьма сложных организациях, доминирующих в нашем современном мире. Нормы морали определяют, что значит вести себя этично. Далее следуют правила, вытекающие из законов, которые издает правительство, и кодексы – уголовный и гражданский, – устанавливающие наказание за нарушение этих законов.

Мы не можем жить без таких правил. Опора на них, а не на свободную волю человека, имеет глубокие корни. Еще создавая конституцию Американской республики, ее отцы-основатели понимали, что у них нет возможности полагаться на мудрость человека и его добродетели. «Что такое государство как таковое, если не величайшее из всех отражений человеческой природы? – вопрошает Джеймс Мэдисон в «Федералисте»[15]. – Если бы люди были ангелами, не потребовалось бы никаких государств и правительств». Джон Адамс в конституции штата Массачусетс 1780 года тоже выступает за «верховенство законов, а не людей»[16]. Действительно, располагая тщательно проработанными законами вкупе с конституционной системой сдержек и противовесов, мы меньше зависим от того, чтобы наши публичные политики были поистине государственными деятелями, а граждане – сплошь исполненными мудрости. Система мудрых законов позволяет свести к минимуму потребность в мудрых людях.

Член Верховного суда США Бенджамин Кардозо[17]считал идеальной правовой системой такую, которая была бы «одновременно гибкой и подробной, учитывающей все детали, позволяющей предусмотреть справедливые и подобающие правила для любой возможной ситуации»[18]. Проблема тут только одна: правила без мудрости не работают. «Как бы ни были важны законы морали, идеал недостижим, – заключает Кардозо. – Жизнь слишком сложна, и человеческих сил для этого недостаточно». Возникновение законов повлекло за собой необходимость появления судей и судебных решений. Так же обстоит дело и с законами морали, которым мы следуем, – с той лишь разницей, что судьями в этом случае должны быть мы все.