– Почему-то это меня совсем не удивляет.

Она горланила от удовольствия и беспричинной радости. Комнатушка рядом с кухней в доме Ламли была небольшой и тесной, без окон, но через приоткрытую дверь в нее проникали лучи света. Айдан сидел с другой стороны ширмы, зажав уши руками. Но ее бьющая через край радость выливалась наружу в хулиганских куплетах и прорывалась сквозь все барьеры.

Она прекратила пение и позвала:

– Ваша милость, вам понравилась моя песня.

– Гениально, – заставил он себя произнести. – Просто гениально.

– Хотите, спою еще одну? – воодушевилась она.

– Ах, это доставит мне несказанное удовольствие. Уверен, – подшутил он над Пиппой, но та почему-то восприняла его слова серьезно. Слишком серьезно.

Пение Пиппы уже давно заставило горничных Лам-ли высыпать во двор, где они вовсю судачили о странных ирландских гостях хозяина.

Но они подчинились. Даже в Лондоне, вдали от своих владений в Керри, он оставался О'Донахью Маром, властным и могущественным господином.

Но не для Пиппы. Да, она постоянно старалась развеселить своего спасителя и снискать его одобрение, но не проявляла особого уважения к его титулу. Девушка прервала пение, возможно, чтобы набрать воздуха или, прости… Боже праведный, неужели опять… вспомнить еще какую-нибудь песню.

– Ты закончила? – поинтересовался Айдан.

– «Закончила»? Разве мы куда-то спешим?

– Ты покроешься чешуей и станешь похожа на селедку из бочки, если просидишь еще немного в этой штуке.

– Уговорили.

Он услышал, как вода выплеснулась через край ванны.

– А где моя одежда? – поинтересовалась она.

– На кухне. Яго прокипятит ее. Слуги тут подобрали кое-что. Я повесил все на деревянный гвоздь.

– Ой-ой. – Она не смогла удержаться от визга, выражавшего одновременно удивление и восхищение. – Да это просто дар Небес.

До небесного дара этой одежде было далековато. Горничная отдала Пиппе то, что не захватила с собой служанка, сбежавшая с венецианским моряком. Спустя несколько мгновений девушка вышла из-за ширмы.

Вся ее щуплая стройная фигурка излучала небывалую гордость. Айдану пришлось стиснуть зубы и прикусить язык, чтобы не захохотать.

Юбку девчонка надела задом наперед, а жесткий корсаж верхом вниз. Ее мокрые волосы торчали, словно терновый венец. Она шла босиком, с благоговением неся в руках туфли.

Затем она повернулась, вся в лучах света, проникающего сквозь дверной проем кухни. И он впервые увидел ее лицо без следов сажи и пепла.

Словно ангел явился ему из сновидений. Никогда раньше Айдан не видел ничего подобного.

Высокий открытый лоб, глубокие глаза с поволокой. Нежные ноздри и подбородок, мягкие губы, сложенные сердечком, словно в ожидании поцелуя. На высоких скулах алел легкий румянец. Айдану она напомнила ангела, выписанного по штукатурке над алтарем в церкви Иннисфалена.

– Вещи просто восхитительны, – заявила Пиппа.

Он позволил себе сдержанной улыбкой умерить переполнявшую ее гордость:

– Да, неплохо. Позволь мне помочь тебе разобраться с застежками.

– Ой, какой же вы глупый. Я все сама застегнула.

– Действительно. Но поскольку здесь нет горничной, как у добропорядочной леди, позволь мне выполнить эту задачу.

– Какой вы добрый, – поблагодарила она.

– Не всегда, – заметил он, но она, казалось, не заметила предостережения в его голосе.

– Иди сюда.

Пиппа без колебаний пересекла комнату. Он не мог бы с уверенностью сказать, достойно это порицания или нет. Следует ли одинокой молоденькой девушке так доверять незнакомцу? Что касается его, то ее доверие явно было для него не даром судьбы, скорее – камнем на шее.

– Сначала корсаж, – произнес он спокойно, развязывая узел, сделанный ею на шнуровке. – Никогда не задавался вопросом, почему так придумали, но согласно моде ты должна носить его наоборот.

– Неужто? – Она в недоумении опустила голову, чтобы внимательно разглядеть конструкцию. – Эта штука прикрывает больше так, как я ее надела. Если надеть ее наоборот, я вывалюсь из него, как пара булок на противне.

Айдан почувствовал возбуждение, когда вообразил себе эту картинку, но он стиснул зубы. Не хватало еще испытать к ней вожделение. Пиппа подняла руки и застыла, оставаясь в такой позе, пока он возился со шнуровкой.

Пока он развязывал узел, его пальцы невольно касались девушки. Служанки не принесли ни рубашки, ни корсета. Все, что отделяло нежную кожу Пиппы от его натруженных рук, – это женская сорочка из тонкого батиста. Он ощущал, как бьется под его пальцами ее сердце, вдыхал чистый запах только что вымытой кожи и волос.

Сцепив зубы, он перевернул корсаж и обернул его вокруг тела девушки. Пока он медленно заново зашнуровывал корсаж, изучая, как эта жесткая конструкция обхватывает ее узкую талию и, расширяясь, ложится на едва наметившиеся бедра, Айдан с трудом справлялся с нахлынувшим желанием.

Как Пиппа и предполагала, груди оказались подтянуты кверху с откровенным вызовом, едва прикрытые легкой тканью сорочки. И на какое-то мгновение, показавшееся ему невероятно долгим, все, о чем он только мог думать, сводилось к желанию припасть к девушке, зарыться лицом в ее грудь и раствориться в ней.

В его ушах раздавался грохот, похожий на удары прибоя. Иллюзия морского прибоя усиливалась от ускоряющегося ритма пульсирующей крови. Он нагнулся. Ближе, еще ближе, и вот уже почувствовал ее запах, он потянулся к ней губами, ощущая ими тепло ее тела.

Пиппа глубоко вздохнула полной грудью, и это движение позволило рассудку Айдана взять верх.

Он оставался О'Донахью Маром – предводителем ирландского клана, который год тому назад сам отказался от права на другую женщину. Не пристало ему от безделья заигрывать с этой, как ему показалось, немного безумной английской бродяжкой.

Айдан заставил себя отвести взгляд от корсажа и заглянул ей в глаза. Но то, что он в них увидел, было много опаснее ее округлых форм. Он увидел там не безумие, а болезненное желание.

Увиденное потрясло его так, что перехватило дыхание.

Ему захотелось встряхнуть эту девчонку. «Не показывай мне своих желаний! – хотелось ему выкрикнуть. – И не думай, что я пойду у тебя на поводу».

– Я здесь в Лондоне с официальным визитом, – сказал он твердо. – И вернусь в Ирландию так скоро, как позволят обстоятельства.