– Конечно, мистер Филипп!

Элли улыбнулась кошачьей улыбкой и бросилась исполнять приказание. Роза отдала бы жизнь за Филиппа, но она не станет вмешиваться в игры белых людей и уж тем более не допустит, чтобы бесполезная вертушка возвысилась таким бессовестным образом.

– Только хозяину, Элли! – твердо произнесла она и обернулась к Филиппу: – Оставьте их в покое, мистер Филипп, подумайте лучше о себе. Что вы еще хотите?

Элли отступила, сердито сверкая глазами и не оставляя попыток снова привлечь внимание хозяина. Однако Филипп остался к ним глух.

– Что угодно, лишь бы не выпасть с голоду из седла! – рассмеялся он. – Сегодня последний перегон! Две тысячи голов находятся в дне пути отсюда, осталась лишь одна ночь вне дома. К вечеру мы доведем их до водопоя у Чертовой Скалы, а завтра погрузим на машины и отправим. Еще один удачный сезон для «Кёниг Кеттл»! А в результате – и для «Кёниг Холдингз», не так ли? – насмешливо произнес он, обращаясь к Бену. Тот пришел в замешательство, а затем миролюбиво заметил:

– Фил, ты же знаешь, все не так просто. Если рассматривать состояние наших дел в целом, это вопрос…

– Вопрос, вопрос, – грубо перебил его Филипп. – Приятель, я плачу тебе не за вопросы, а за ответы!

Чарльз глубоко вздохнул, наклонился вперед.

– Послушай, ты можешь кричать сколько хочешь, но это ничего не изменит! Мы больше не можем содержать и ферму, и все остальное. – Он бросил взгляд на Джона. – Признаюсь, и этот дом, и скот значат для меня гораздо меньше, чем для вас, друзья, – его глаза превратились в щелочки, – но неужели вы не понимаете, как ненавистна мне сама мысль о продаже любой части компании?

Филипп грозно улыбнулся.

– Ненавистна, говоришь? Да ты не знаешь, что такое ненависть! Похоже, ты уже забыл, что значит быть Кёнигом, мой маленький братец, если, конечно, тебе было что забывать. Почему бы тебе не изменить фамилию на «Кинг», еще отец хотел, чтобы мы это сделали. Тогда тебе не пришлось бы притворяться, что ты один из нас! – Он перевел дыхание. – Кёниги не продают, а покупают землю! Мы живем на земле, черпаем из нее силу, земля – наш образ жизни, смысл всей нашей жизни. Мы никогда не выпускаем ее из рук!

«Что происходит?» – с нарастающей тревогой думала Элен. – Только вчера Филипп говорил Джону, что Кёнигсхаус должен быть продан!

Чарльз оторопел, он не верил своим ушам. Бен отложил нож и вилку и очертя голову бросился ему на помощь:

– Фил, заверяю тебя, на то есть веские причины…

Филипп рассмеялся ему в лицо.

– Твои заверения! Да ты увяз с головой и обделался со страху! Ну скажи что-нибудь, приятель! Приведи хоть одну причину, почему я должен тебе верить!

Господи боже мой, что это нашло на отца? За такое обращение могут и убить, подумал Джон. Он решился вмешаться в разговор.

– Пап, так ты продаешь или не продаешь? Нельзя же так! Послушай, мы должны придерживаться…

Чарльз бросил на племянника яростный взгляд.

– Не лучше ли обойтись без сосунков! Филипп, тебе придется признать, что твой драгоценный Кёнигсхаус – всего лишь любимая игрушка. Это роскошь, которую мы не можем себе позволить! Скажи ему, Бен!

Все взоры обратились на Бена. Тот с трудом заставил себя заговорить.

– До восемьдесят седьмого года мы могли позволить себе содержать ферму, – с отчаянием в голосе начал он. – Однако после краха дела шли все хуже и хуже, и теперь мы на пороге банкротства. Денег осталось месяца на три, не больше. Либо мы продаем, либо разоряемся.

Филипп будто окаменел.

– Почему вы не сказали мне, что дела так плохи? – прошептал Джон, он был в ужасе от всего услышанного. – Я имею право знать об этом! Чарльз бросил на него убийственный взгляд.

– Спроси у отца, – презрительно процедил он, указывая на Филиппа. – Он уже давно все знает. Это он должен был поставить тебя в известность. Как сына и наследника.

– Сын и наследник… – зловеще пробормотал Филипп, но Чарльз не обратил на это внимания и продолжал, подчеркивая каждое слово:

– Компания, которой я управляю, «Кёниг Холдингз» поддерживает на плаву эту ферму, этого «золотого тельца», чтобы ты мог корчить из себя героя, Клинта Иствуда Северной Территории! Так вот, этому пришел конец!

Элен видела, что муж взбешен не на шутку.

– Не думай, что я не вижу твои маленькие хитрости, Чаз, – проговорил Филипп довольно миролюбиво. Однако его лицо побагровело, кожа приобрела неестественный восковой оттенок. – Я знаю, что вы замыслили! Вы хотите продать мою землю и отправить меня на пенсию! – Его смех больше походил на крик. – Отправить меня на свалку, к другим выжившим из ума идиотам! Вот тогда-то вы сможете залезть в кубышку по самые локти!

Джон помертвел от страха. Что отец говорит? Он теряет свои позиции, он проигрывает!

– Здесь не место… – перебил он Филиппа, но того уже невозможно было остановить. Потный, свирепо колотящий кулаком по столу, Филипп более не походил на веселого, самодовольного хозяина, каким был еще полчаса назад.

– Получите, получите все! – шипел он. – Я не собираюсь продавать эту землю! Я получил ее от отца, а тот – от своего отца, и так до самого Иоганна, приехавшего из Германии со своим ружьем, топором, мешком муки и целым выводком детей, каждого из которых нужно было кормить. Как вас.

В комнате повисла гробовая тишина.

– Дети – вы все как дети! – вскричал Филипп и вдруг запнулся, явно потеряв нить разговора. Тревога Элен все усиливалась. Это не Филипп, не тот человек, которого я знаю. Я давно уже разлюбила его. Неужели я снова смогу его полюбить?

Филипп потряс головой и, запинаясь, продолжил:

– Нет, не дети. Цифры! Они, видишь ли, прикидывали и так, и этак! Не в первый раз настают тяжелые времена. Вспомните ужасные тридцатые годы! А еще раньше – девяностые годы прошлого века, когда ферма чуть не обанкротилась в самом начале своего существования. Время от времени дела идут из рук вон плохо. А потом – снова хорошо! – Он обвел присутствующих безумным взглядом. – Кто осмелится сказать мне в глаза, что я не прав? Никто, потому что я скажу ему в глаза, что он лжет!

Тишина, казалось, длилась целую вечность. Чарльз покачал головой, откинулся на спинку стула.

– Это твоя земля, Фил, тебе и решать, – хрипло произнес он. – Но для того, чтобы твоя ферма продержалась еще несколько месяцев, ты погубишь мое дело. Это я лишусь кредита и своего доброго имени, а у тебя в любом случае останется Кёнигсхаус – даже если придется распрощаться с твоим драгоценным скотом.

Его голос окреп, теперь в нем звучали страстные нотки. Оба брата тяжело дышали, как во время настоящей схватки.

– Но тебе наплевать, не так ли? Тебе всегда продажи Кёнигсхауса заставила его разом повзрослеть. Из беззаботного детства он перенесся в тот мир холода и одиночества, где нельзя доверять даже собственному отцу. Может быть, хоть теперь Филипп поймет, что нельзя безнаказанно играть чужими судьбами, ведь кто-то может отплатить ему той же монетой.