Филипп тяжело протопал по веранде и скрылся в доме. Мать с сыном молча смотрели друг на друга.

– На самом деле ты выиграл, Джон, – тихо сказала Элен. – Он жульничал. Ему нужно было победить любой ценой.

– Да, – Джон неловко пожал плечами. – Ты же знаешь, он просто дурачится. Незачем принимать это так близко к сердцу.

Она поняла, что сын хотел ей сказать, и уже казнила себя за то, что вообще открыла рот. Он снова замкнулся, на этот раз уже по ее вине. Если ты разлюбила мужа, скорбно подумала Элен, это не значит, что его разлюбили все. Филипп не изменился. Он не перестал быть отцом, и сын его все так же боготворит. Не отравляй Джону жизнь, сама делай что хочешь, но мальчика не втягивай. Иначе в твоей жизни не останется ни единого светлого пятна!

Ночь окутала небо и землю – густая, черная, беззвездная и безлунная австралийская ночь. А в доме теплый золотой свет настольных ламп отражался в серебре обеденного стола, накрытого на шесть персон – для хозяев и их дорогих гостей.

Рядом, в гостиной, Филипп Кёниг обдумывал предстоящий вечер, здесь же находился и Джон. Филипп стоял очень прямо, широко расставив ноги, сцепив пальцы на затылке, на лице его играла странная улыбка. Над ним висел портрет Иоганна, основателя Кёнигсхауса. Камин не топился, сейчас он был украшен зеленью, расцвеченной огоньками полевых цветов. – Чарльз!

Филипп преувеличенно радушно улыбнулся и, шагнув навстречу высокому стройному мужчине, энергично пожал ему руку, сопровождая рукопожатие чувствительным тычком в плечо.

– Рад тебя видеть, приятель! – Филипп обернулся ко второму гостю: – И тебя, Бен! А где твоя очаровательная дочь? Что ты с ней сделал?

Бен Николс провел рукой по редеющим волосам и попытался улыбнуться. У него было широкое, спокойное лицо.

– Джина наверху, у Элен, им нужно пошушукаться. Они скоро выйдут.

– Здравствуй… Чарльз. – Еще не так давно Джон говорил «дядя Чарльз», так что обращение по имени далось ему с некоторым трудом. Худощавый, сдержанный Чарльз Кёниг совсем не походил на экспансивного Филиппа, и юноше всегда казалось, что он старается поглубже упрятать свои истинные мысли.

Как не похожи братья друг на друга, подумал он. Огромный, шумный, рыжеволосый Филипп, с крупной головой и волчьей ухмылкой, казалось, заполнявший собой всю комнату, и – темноволосый Чарльз, худой и элегантный, пожалуй, даже мрачный сегодня. Все свое уважение к младшему брату отца Джон постарался вложить в крепкое рукопожатие.

– Добро пожаловать в Кёнигсхаус. Бен, как я рад тебя видеть. Как дела?

– Не пора ли нам выпить, мальчики? – громко произнес Филипп. – Чарльз, бар к твоим услугам. Что будешь пить? А ты, Бен? Какую отраву выбираешь? Выбор богатый, приятели, наутро будет от чего голове болеть.

Ни Бен, ни Чарльз не поддержали напускной веселости Филиппа. Холодные серые глаза хозяина наткнулись на точно такой же взгляд младшего брата.

– Думаю, мы все почувствуем себя значительно лучше, когда покончим с делами. Пока что нам нечего праздновать.

Добродушие Филиппа мгновенно улетучилось.

– В этом твоя беда, Чарли, мой мальчик, – угрожающе произнес он. – Ты ничуть не изменился. Тебе не хватает выдержки. Тебя осенила гениальная идея, и тебе нужно тотчас выплеснуть ее наружу. Ведь так? – Повисла напряженная тишина. – Так или не так?

Черт возьми, что происходит? Джон переводил удивленный взгляд с отца на дядю. Чарльз явно пытался сдержать гнев.

– Дело не в выдержке, – хрипло произнес он. – Речь идет об очень важном решении, самом важном решении за все время существования компании, и ты это прекрасно знаешь. Это не просто формальность.

Филипп недобро рассмеялся.

– Очень мило.

Пора разобраться, что происходит, подумал Джон.

– Что будем пить, друзья? – Роль радушного хозяина давалась ему с трудом, однако он заставил себя подкатить сервировочный столик, уставленный хрустальными графинами и рюмками, и вот уже каждый из присутствующих сжимал в руке спасительный бокал. – Так что случилось? – спросил Джон как можно более небрежно. – Что не просто формальность?

Филипп насмешливо кивнул в сторону Чарльза.

– Твоего дядю посетила гениальная идея.

– Это не только моя идея, – твердо ответил Чарльз.

– Ты хочешь сказать, это идея Бена? – фыркнул Филипп.

Бен явно струсил.

– Послушай, Филипп, ты же знаешь, я всего лишь служащий, я не принимаю решений.

– Я бы не стал называть одного из самых опытных бухгалтеров в стране «всего лишь служащим», Бен, – спокойно произнес Филипп. – А если учесть, что вот уже сорок лет ты являешься моим финансовым директором, что ты родился на ферме и практически стал членом семьи, можно было бы ожидать, что ты проявишь хоть немного ответственности. Собственно говоря, за то жалование, что я тебе плачу, я вправе ожидать настоящей ответственности!

Джону казалось, что на его глазах разыгрывается теннисный матч, правила которого ему не объяснили. Он с замиранием сердца следил за тремя мужчинами на ковре у камина, Чарльз с Филиппом – явные противники, а в центре, меж двух огней, – Бен. Наконец Джон заговорил, чувствуя, что голос его звучит неестественно громко:

– Погодите, друзья. О чем вы?

Филипп нанес свой удар без промаха:

– О продаже Кёнигсхауса.

Наступила жуткая тишина. Ни Бен, ни Чарльз не могли поднять на юношу глаза.

– Что?! – как во сне переспросил Джон. Филипп мастерски разыграл удивление.

– Разве тебе не сказали? – невинно поинтересовался он. – Твой дядя Чарльз и наш финансовый гений Бен хотят продать Кёнигсхаус.

Только он знал, чего стоила сыну произнесенная им одна-единственная фраза:

– Продать Кёнигсхаус? – Джон так растерялся, что произнес и второе, местное название: – Продать Королевство?

– Да, именно об этом земельном участке мы и говорим. Старый дом должен быть продан. Продан, продан, продан! Ура!

Джон расхохотался; в его смехе прозвучали истерические нотки облегчения:

– Хватит, отец! Шутка не самая удачная. Филипп рассмеялся в ответ.

– Я так и знал, что ты сочтешь это шуткой. Джон все еще отказывался верить собственным ушам.

– Не смешно, отец.

– Я не шучу, сын.

– Ты хочешь сказать?!

Чарльз шагнул вперед, на его лице читалось отвращение.

– Хватит, Фил, – резко произнес он. – Я думал, ты ему скажешь.

– Я сказал.

– Я имел в виду – сегодня!