Долли с тетушкой спорить не стала. Собралась и поехала в Россию. Поехала вместе с Лили, такой же русской девушкой, дружба с которой помогла пережить все невзгоды и тяготы пансионной жизни. Они знали друг о друге все. Тайны, секреты, надежды и чаяния. И, окончив пансион, девушки открыли школу танцев, где всех желающих обучали ритмике и пластике по методу Дальсарта. Подруги считали себя почти что сестрами, и даже назвали свое заведение «Sister`s Volinskay modern dancing school».

Поначалу все шло хорошо. Ученикам «сестер Волынски» льстило, что в любом возрасте они могут вместе с тесной обувью скинуть душившие их комплексы и, отдавшись чувствам, начать кружить по просторной зале, рассказывая движениями ног, взмахами рук и эффектными позами обо всем, что накопилось на душе. Но постепенно обучающихся становилось все меньше, ведь для того, чтобы завести патефон и закружиться в свободном, навеянном сиюсекундным вдохновением танце, вовсе не обязательно приходить в «dancing school». Ученики это быстро понимали и теряли к обучению интерес.

И когда Долли объявила, что едет в Россию, Лили сложила в чемодан свой нехитрый скарб и отправилась вместе с ней. Пути их разошлись на Николаевском вокзале. Лили взяла извозчика и отправилась в лучшую московскую гостиницу. Конечно же, это оказался «Метрополь». Долли же встречал присланный тетушкой экипаж, доставивший девушку в дом родни.

Вдова графа Святополк-Червинского, статского советника, бывшего предводителя дворянства в Калужской губернии и масона ложи «Полярная звезда», занимала особняк на Варварке. Прожив у тети пару дней, Долли поняла, что мистика здесь сочетается с последними достижениями науки, астральные тела подвергаются фотофиксации, а потусторонние звуки записываются на фонограф, после чего предаются тщательному изучению. И всем этим занимаются многочисленные теософы, полноправно проживающие в доме графини как единомышленники и друзья. С приездом племянницы активность Екатерины Францевны устремилась в новое русло – на подготовку танца Саломеи.

Показ первой мистерии решено было приурочить к возвращению из Петербурга Анны Рудольфовны Минцловой, и тетушка изрядно волновалась, что могут не успеть. Однако оказалось, что племяннице ничего не нужно объяснять – достаточно включить музыку, специально написанную к действу близким к теософским кругам композитором Лагиным, и Долли тут же принималась кружить по просторному бальному залу в танце «Семи покрывал».

Прозрачная и легкая, с невесомой вуалью в руках, Долли казалась осенним листком, подхваченным ветром, уносящим ее хрупкое тело на край мироздания. Тонкие руки ее, вскидывая отрез золотой тафты, произвольно взлетали над головой, подобно крыльям парящей птицы, босые узкие ступни скользили по наборному паркету, почти его не касаясь, а тонкая белая туника, сшитая специально на заказ, эффектно развевалась шлейфом, при движениях повторяя контуры хрупкого тела.

После генеральной репетиции с костюмами и музыкой тетя, видя, что не ошиблась, прониклась к племяннице особым доверием. И даже позволила себе за обедом пуститься в довольно откровенные рассуждения, чего, возможно, в другой ситуации никогда бы и не допустила. Они сидели за десертом, когда Долли, закончив говорить о своем видении образа Саломеи, вдруг спросила:

– Тетушка, мы все ждем госпожу Минцлову. Чем она знаменита?

– Анна Рудольфовна? – Тетка вскинула тонкие брови, собрав складками лоб и сделавшись похожей на маленькую обезьянку, на секунду задумалась. Затем поправила пышную прическу и с напором заговорила:

– Ну, прежде всего, Минцлова сильный медиум. Я и сама обладаю медиумическими способностями, но с Минцловой сравниться не могу. Вот, к примеру, был такой случай. На острове Рюген в Финляндии на Анну Рудольфовну нахлынули вдруг ассоциации. В одном ущелье ей было знамение, будто бы много столетий назад на этом самом месте были перерезаны германцами все жрецы Арконы.

– Что за город такой – Аркона? Никогда о нем не слышала.

– Это даже не город, а древний поселок, центр славянских мистерий, и Анна Рудольфовна рассказывала о кровавой трагедии так, будто сама присутствовала при казнях. Она удивительная. О Минцловой ходят легенды. Говорят, она была правой рукой Рудольфа Штайнера, но не сошлась с ним во взглядах и сейчас создает свое собственное учение и отбирает учеников.

Тетка понизила голос и проговорила:

– Я подозреваю, что многие поклонники оккультных знаний крутятся у меня в доме с единственной целью – попасться на глаза к Минцловой и стать ее последователями.

– Вы имеете в виду кого-то конкретного? – обмирая от радостного предчувствия, чуть слышно спросила Долли.

– Ну, как сказать… Не то чтобы конкретного. Анна Рудольфовна ищет учеников среди людей творческих, присматривается к первым величинам символистского движения. Из бесед с ней можно понять, что интересуют ее Брюсов, Белый, Вячеслав Иванов. Кстати, Белый ко мне частенько захаживает, и, полагаю, что неспроста.

– А про Льва Тихомирова вы от Минцловой никогда не слышали?

– Ну как же, – согласно кивнула Святополк-Червинская. – Лев Семенович – помощник Минцловой, что-то вроде секретаря. Однако не думаю, что Анна Рудольфовна принимает его всерьез. Говорит, что Левушка – не мистического склада человек. Простоват не в меру, хотя и стремится угодить.

– Лев Семенович приедет вместе с Минцловой?

– Вероятнее всего.

Тетушка внимательно взглянула на племянницу.

– Отчего он тебя интересует?

– Совсем нет, не интересует вовсе, – окончательно смутилась Долли.

И торопливо вышла из-за стола, почти бегом устремившись в свою комнату.

Оставшееся время не жила – существовала, в волнении ожидая день премьеры. Она любила и знала Льва всю жизнь. Закрыв глаза, вспоминала его лицо, его запах, руки, сильные и нежные одновременно. Когда ей было грустно, воображала себе, будто Лев рядом с ней. Что стоит ей захотеть, и Лев тут же придет по первому ее зову. В пансионе и после, когда с Лили открыли школу танцев, девушки часто разговаривали о Льве, и Долли убедила подругу, что Лев – третий член их крохотной семьи, и как только они, трое, встретятся, все тут же станет совсем-совсем иначе.

И вот настал долгожданный день. День приезда Минцловой.

Гости съезжались ближе к вечеру. Долли обрядилась в белый хитон, украсив руки предложенными тетей драгоценностями, высоко взбила длинные светлые кудри и, прихватив многометровую золотую вуаль, босиком выпорхнула в зал. В центре высился накрытый яствами стол, на возвышении возлежал царь Ирод в исполнении одного из членов их теософского кружка. Вдоль стен тянулись кресла, в которых разместились люди, но Долли никого не видела – она смотрела только на Льва.

Вот он, Лев! Ее Лев! Так долго Долли мечтала его увидеть снова, и наконец мечта ее сбылась.

Заметив, что танцовщица смотрит исключительно в их сторону, большая и грузная Минцлова приняла взгляд Долли на свой счет, с тюленьей грацией заворочавшись в кресле и в знак одобрения царственно кивая. Из небрежно собранных в пучок желтых волос на ковер посыпался град шпилек, и самодовольная улыбка осветила одутловатое лицо теософки. Анне Рудольфовне казалось вполне естественным, что хрупкая девочка пляшет исключительно для нее, стараясь понравиться. Что в этом особенного? Все мечтают ей нравиться.