ярости у этого вялого на вид человека! — Да ты понимаешь, чем это пахнет? Не сегодня-завтра выезд, а ты что, в мешке все это поволокешь в поле?

Иван нехотя отошел от машины, стоял, вытирая руки концами. Его голубой спортивный костюм уже там и тут темнел масляными кляксами.

— Да как же я кончу, если только начал? В мешке не потащу, все будет чин чином. — Иван нерешительно шагнул к трактору.

Кравчуков с отчаянием схватился за голову:

— Я месяц назад доложил, что у нас все готово… Похвалит теперь нас Бахтин…

Иван стоял переминаясь с ноги на ногу, крепко стиснув руками тряпку, и с каждой минутой все яснее понимал, что он наделал.

— Не похвалит, — сказал Иван, сообразив, что они теперь вместе будут отвечать, а инженер больше всего боится этого. — За самовольство отвечу отдельно. А трактор… сделаю, только, прошу вас, без эмоций. Ну можно, что ли? — Иван снова шагнул к машине. Подошел и Кравчуков, заглянул через плечо тракториста, отвернулся с испугом, будто увидел не раскрытый блок-картер, а разверстые чрева человека. Сам он никогда не решился бы на это в самый канун сева. А Иван утешал его:

— Перво-наперво прокладка достойная. Не подведет. А ныне пэтэушники сболтить как следует не наторели, но на все дозволение имеют. Потому диплом. А мой диплом от жизни. Слышите, Григорий Тарасович?

— Слушай, Иван Егорович, и сделай как скажу, — сказал инженер. — Соберешь движок и выкатывый к чертовой бабушке…

— Ладно, — пообещал Иван и сразу же подумал, что не сможет удержаться, чтобы не заглянуть куда можно. А что поделаешь: соврать — не украсть.

К восьми часам стали собираться рабочие. Заглядывали, удивлялись: что случилось? Иван всем коротко отвечал: «Дефекты». А какие, пожимал плечами. Сидели, курили, знакомились. Говорили, как да что в совхозе. Иван спешил, недолго раскуривал. Что-то все же дрожало в груди.

— Дурак ты, Иван. Кто толкает?

— Так пришлось, — отговаривался он.

— Даст тебе Спиридоныч по шапке, долго будешь оглядываться.

— Стерплю, — упрямился Венцов. Теперь ему хотелось и проверенный трактор иметь, и в то же время доказать, что он в технике не сшибатель верхушек, а знаток, пусть он не механик какой-то и не инженер. Что сорвется, подведет совхоз и себя — нет, этого не будет. Впервой, что ли? Храбрился!

Днем на машинный двор влетел самосвал, круто затормозил, подняв облако пыли. Из кабины живо выскочил неказистый с виду, суетливый мужичонка, но горло — труба. Это был Захар Портнов.

— Покурить есть, братва? — заорал он.

— А глотнуть не хочешь? — раздалось ему в ответ.

— Мама не велела…

Его ответ был встречен смехом ремонтников, которые тут же дружно побросали работу, стали собираться вокруг бочки с водой на перекур. Иван вполуха слышал разговор, то деловой, то шутливый, а то и острый. Чувствовалось, что к Портнову рабочие относились с насмешливой снисходительностью, с подковыркой, спрашивали, надолго ли он вернулся из отпуска, не породнился ли он с капитаном Прохоровым, «другом шоферов», как прозвали острословы строгого к нарушителям дорожных правил и любителям левых ездок начальника отделения милиции в Талом Ключе. Из их разговоров Иван понял, что Портнов только что сел за руль по истечении срока наказания. После веселого разговора да нескольких выкуренных сигарет Портнов и сунулся в цех. И то, что он увидел, удивило, нет, ошарашило его. Какой-то мальчишка — а Иван в своем голубом спортивном костюме, худой, с светло-русыми вихрами и впрямь мог быть принят за подростка — копается в движке. Да где же это видано? Он, Захар Портнов, знаток машин, за что его прозвали Профессором, не взялся бы за такое дело. Да еще дорогу ему загородил.

— Ты сумасшедший или дурак? Да кто по нонешним временам… Разве что я осмелюсь.

Иван, не разгибаясь, проверял крепления топливопроводов. В них бывают маленькие недоверты зажимов, через них может попасть воздух, а тогда поплачешь кровавыми слезами во время работы. Портнов повторял свое: «Так кто ты, сумасшедший? Дурак?» Иван снова промолчал, продолжая работу. «Если он гавкнет, я развернусь…» — и взглянул на тяжелые, в масле пассатижи. Тут он почувствовал дыхание за собой — Портнов глядел через его плечо: то, что он увидел, заставило его по-иному подумать о трактористе: грамотная работа!

— Эй, тебя Иваном зовут? Это ты новичок? Про тебя мы тут говорили… Будто родственник Бахтину.

— Не отказался бы, — сказал Иван, вытер лицо рукавом и оглянулся. Испитое, дряблое лицо Профессора без слов сказало о нем все, и до Ивана дошел смысл разговора рабочих с ним. «Как же я про него сразу не узнал?» — удивился Иван.

— А ты, Иван, не дурак, гляжу.

— Это как водится…

— Сам влез?

— Сам.

— Не помочь?

— Доведу.

— Ну, смотри, ежели что. Познакомиться охота.

— Будет время, — буркнул Иван, отвернувшись.

Рабочие теперь не мешали Ивану. Кое-кто, чьи тракторы стояли тут в готовности, стали еще раз опробовать их, что-то регулировать. Наверно, Портнов сказал им, что «Иван не дурак», дело знает и зря ворошить машину не станет. А Иван, преодолевая усталость, работал и тогда, когда мастерская уже опустела.

— Кто там еще позванивает? — вдруг донесся до него снизу голос Бахтина. — Слазь, Иван Егорович. Мне сказали, ты трактор раскурочил. Не верил. А ведь верно…

Иван спустил на гусеницу ноги, вышел из кабины, спрыгнул.

Поздоровались за руку.

— Покурим?

— Покурим, — принял приглашение Иван.

Вышли на двор, сели возле бочки с водой, закурили директорские сигареты. Молчали. Директор, видно, был огорчен, не знал, как начать разговор. Иван молчал. Тихо на машинном дворе. Солнце было еще высоко. Оно то и дело скрывалось за бегущими облаками, и, выпрастываясь, снова сияло. Парило, должно, к дождю.

— Суть разговора теперь в том… — начал Бахтин, сбрасывая пепел с сигареты. — Когда закончишь? Уверен ли в пользе дела?

— В пользе уверен, — твердо сказал Иван. — Как уложусь, так и выеду.

— Не ответ, — трудно выговорил Бахтин и сильно затянулся. Остаток сигареты почти догорел.

Иван пожал плечами, вроде удивился.

— Нагоню. Отчего не нагнать?

Опять молча курили. Бахтин боролся с собой. Конечно, и Кравчуков виноват, не предупредил. Но Иван-то: такую ответственность брать на себя? Сумасшедший или дурак? А может, смелый, уверенный в себе, озабоченный будущей работой? Так Бахтин и не смог сделать для себя определенного вывода.

— Хочу, Иван, поделиться с тобой… — начал Бахтин, кажется уже успокоенный. — Ныне у нас начало безнарядки. Слыхал? Бригада Степана Постника, ваша, значит, берет подряд.

— Слыхал. Как же. Не пойдет, думаю…

— Отчего же не пойдет?

— Опять уравниловка — без наряда. У одного грудь в крестах, а другой спит в кустах.

— Ну, это уж как кому нравится. Только