задумалась, не видел ли он, как мои сестры улетели на охоту за едой. Будучи сыном Зевса, возможно, он и глазом не моргнул бы, узнав, что они умеют летать, но я сомневалась.

Персей играл на инструменте, похожем на флейту. Получалось очень мелодично, и мне стало интересно, где он этому научился. Он остановился и, должно быть, отложил инструмент, чтобы немного отдохнуть на солнце. С того места, где я стояла, мне была видна только одна рука. Одна загорелая рука, лежавшая на гравии. Тонкие волоски золотились на свету. За секунду я могла бы схватить ее, поцеловать, ощутить тепло его плоти, суставы и кости, которые были дороже жемчуга.

– Доброе утро, – сказала я вместо этого.

Аргентус подбежал ко мне, взяв на себя роль сторожевого пса. Услышав, как Персей встал на ноги, я спряталась в тени.

– Можно войти? – крикнул он в ответ, не упоминая о моих сестрах.

– Не сегодня, – ответила я.

Как долго я смогу удерживать его вот так, в страхе? С тех пор как он прибыл сюда, я не переставала думать о моменте, когда Афина превратила мои волосы в змей. Правда заключалась в том, что до появления Персея я не считала их чем-то странным, теперь же, когда Персей находился тут, я снова осознала свое внешнее «я». Будто бы наблюдала за собой со стороны, словно сердце и душа сместились от центра.

Змеям не понравилось мое настроение. Некоторые из них стали нервными, дергаными, другие как будто пребывали в шоке. Я распутывала их там, где они завязались в узлы, – сквозь беспорядок дурных мыслей и снов; Артемида и Эхо сплелись, как любовники, заблудившиеся во сне.

– Я не понимаю, почему мне нельзя увидеть тебя, – сказал Персей. – Это странно.

– Я тоже, – ответила я ему, распрямляя змей.

Сколько остроумных ответов я могла придумать, прежде чем мне придется сознаться? Пауза настолько затянулась, что я почуяла в ней разочарование Персея.

– Ты плохо спала? – спросил он. – Кажешься уставшей, Мерина.

Персей был первым человеком, которого я встретила и который мог понять меня, при этом ни разу не видев.

– Я… в порядке, – ответила я, – просто приснился дурной сон.

– Мне тоже плохо спалось, – признался Персей. – Кажется, на этом острове есть потусторонние силы.

– Что? Какие силы?

– Не знаю. Ведьма?

Мы рассмеялись: говорить о ведьмах при солнечном свете очень смешно. Но мне хотелось признаться, что на острове обитает нечто гораздо более могущественное, чем ведьма, – моя история и причина моего изгнания. Это я отзывалась эхом в этих скалах и тропинках, в вышине этих пещер. Именно мои воспоминания направили Персея в эту сторону. Но что случится, когда он достигнет финальной точки назначения?

– Итак, – произнес Персей, – как насчет того, чтобы ты оделась и мы спустились к морю и посмотрели на каменные бассейны?

– Было бы прекрасно, но…

– Или мы могли бы поплавать. Такой прекрасный день!

Плавание, каменный бассейн, солнце в небе – самые простые ингредиенты счастливого дня, но совершенно невозможные. Я прокляла Афину в тысячный раз. И прокляла Посейдона, соседей по Краю ночи, которые сделали мою жизнь настолько несчастной, что мне пришлось бежать. Должна ли я провести остаток своей жизни, прячась в пещере?

– Я не могу пойти, – ответила я, и страдание накатило, словно солоноватый прилив; змеи обмякли на моих плечах, как забытые веревки. Я погладила маленькую Эхо, пытаясь утешить ее. Каллисто, более крупная и величественная змея темно-пурпурного цвета, раздраженно извивалась из-за моего настроения. «Это не моя вина, – сказала я ей мысленно. – Виноват Посейдон, виновата Афина, но не вини меня».

Каллисто зашипела в ответ, как бы говоря: ты уже достаточно взрослая и уродливая, чтобы игнорировать капризы богини.

«Возможно, ты права, – прошипела я. – Но внутри я прежняя».

– Почему ты не можешь пойти? – спросил Персей.

– Я занята.

– Чем?

– Готовлю. Убираю. Всяким таким.

– А твои сестры не могут заняться этим хотя бы сегодня?

– Они отправляются на поиски еды, я остаюсь здесь.

– Но почему? Не можешь же ты оставаться в пещере целый день!

– Я не знаю, как объяснить тебе это, Персей. Мне… Так было всегда.

– Ну так попробуй. Или твои сестры издеваются над тобой?

– Нет, они любят меня, – ответила я, ощетинившись, – и всегда любили меня, даже когда Афина…

– Афина? При чем здесь Афина?

О боги, я произнесла имя Афины. Чем дольше я разговаривала с Персеем, тем больше ему открывалась. И мне хотелось, чтобы он все узнал. Я хотела поделиться с кем-то, кроме моих сестер, как это – быть мной, ненавидимой и непонятой другими и быть неспособной понять саму себя. За всю мою жизнь ни один человек не остановился, чтобы выслушать меня или задать мне хоть один вопрос. Они просто смотрели на меня и думали, что все поняли.

– Мерина?

– Как я сказала вчера, Персей, все сложно.

– Что ж, я не тронусь с места, пока ты не выйдешь из этой пещеры.

– Я думала, тебе надо выполнить задание?

– Да, но мне хочется узнать тебя, – ответил он.

– Возможно, тебе не понравится услышанное.

– Никто не идеален.

«Ты не шутишь», – подумала я, поглаживая Дафну и Каллисто, которые начали играючи драться. Я обдумывала варианты. Что можно рассказать Персею, а что лучше скрыть от него? Были крупицы правды, которые я могла подарить ему, в надежде, что он поймет. И что, собственно, я могла потерять? Мне нравилось с ним разговаривать, а ему – общаться со мной. Мы молоды, он прекрасен, я такой тоже была… когда-то. Возможно, проведя с ним какое-то время, я снова почувствую себя красивой.

Мои змеи, почуяв мои сомнения, начали волнообразно извиваться, как будто тоже искали наилучший путь, ведущий к этому светящемуся мальчику, чтобы тот смог полюбить меня, понять и принять такой, какая я есть.

– Мерина, – прервал мои мысли Персей, – а если я расскажу тебе, зачем сюда прибыл, ты откроешься мне?

Нет ничего сложнее в мире, чем ясно изложить свою историю. Мы сложные существа независимо от того, змеи у нас вместо волос или нет, кто мы и почему мы такие, какие есть. Не думаю, что на Олимпе найдется душа, которая могла бы без труда объяснить перипетии своей жизни, почему она предпочла фиговый пирог медовому, почему она влюбилась в того человека, а не в его друга; отчего она плачет по ночам – из-за красоты или вовсе без причин. Но это все, на что мы способны.

– Я расскажу тебе, – услышала я собственный голос, – обещаю.

Мы с Персеем нуждались в обоюдном