Марго вернулась с пакетами китайской еды. Нам теперь неделю не нужно будет готовить. Это хорошо, потому что готовить я не умею, да и Марго тоже, судя по вороху буклетов с меню из ресторанов, продающих готовые блюда на вынос. Я живу у нее уже пять дней и не припомню, чтобы она что-то стряпала на кухне. По крайней мере, ужины с Марго мне не в тягость. Она говорит за нас обоих, для нее это не проблема. Мое молчаливое участие в застольной беседе она восполняет своей болтовней. Я даже не уверена, что ей нужен слушатель.

Не прошло и недели, а я уже знаю, с кем она встречалась за последние три года, с кем встречается сейчас. Знаю все сплетни про ее коллег, хотя представления не имею о тех людях, которых она упоминает. Вряд ли Андреа понравилось бы, что Марго посвящает меня в ее финансовые проблемы; вряд ли Эрик захотел бы, чтобы я знала, что его подружка наставляет ему рога; а Келли пришла бы в ужас, узнав, что мне известно про ее биполярное аффективное расстройство и про то, какие лекарства она принимает. Но своей болтовней Марго разряжает атмосферу неловкости за столом, возникающую из-за моего молчания. Да и я сама предпочитаю разговоры о людях, до которых мне нет дела. Хуже, когда она заводит речь о моих родных, потому что я не хочу говорить о них и не могу сказать ей, чтобы она заткнулась.

После ужина Марго спешит в душ, чтобы смыть пот и масло для загара, а я убираю контейнеры с остатками еды и жду, когда скроется солнце, чтобы отправиться на пробежку.

Из дома мне выйти так и не удается, потому что еще до захода солнца небо чернеет и начинает лить как из ведра. Я спокойно бегаю под дождем, но такой ливень — это слишком даже для меня: видимость почти нулевая, услышать что-то вообще невозможно. Выглянув на улицу через стеклянные раздвижные двери, выходящие на задний двор, я вижу, что струи падают почти горизонтально, да еще молнии сверкают. Не в таком уж я отчаянии — обойдусь. Снимаю кеды, сажусь, потом встаю, снова сажусь, опять встаю. Голова идет кругом.

«Беговой дорожки» здесь нет, поэтому я подпрыгиваю на месте: ноги врозь, хлопки в ладоши над головой. Когда это упражнение надоедает, перехожу к другим: попеременно разрабатываю грудные мышцы и делаю «альпиниста», потом приседания с грузом и выпады, потом отжимания — до тех пор, пока руки не подкашиваются и я не утыкаюсь лицом в ковер. Я предпочла бы более изнуряющую физическую нагрузку, но на сегодня и так сойдет.

Готовлю одежду на завтра, все подписанные Марго документы убираю снова в рюкзак. Жаль, что на дом ничего не задали. Я слоняюсь по гостиной. Мой взгляд падает на кипу газет, которые Марго складывает у входной двери, и я вспоминаю, что почти две недели не просматривала объявления о рождении детей.

Я хватаю газеты, листаю их, пока не нахожу нужную полосу. Данный раздел в первой газете вызывает разочарование. Ничего нового. Сплошь традиционная «классика» и новомодный бред: я бы кошку так не назвала, не то что ребенка. Моего имени, конечно, там нет, но я ищу не свое имя. Я просмотрела четыре газеты: три Александра, четыре Эммы, две Сары, куча имен, оканчивающихся на «ден» (Джейден, Кейден, Брейден — брр!), еще куча таких, что вообще не отложились в памяти, и одно, достойное висеть на моей стене. Я вырезаю его из газеты и хватаю свой лэптоп. Подключаюсь к Интернету, жду, когда загрузится стартовая страница. Через несколько секунд я уже смотрю на оформленный в розово-голубых тонах очаровательный сайт детских имен, который приветствует меня каждый раз, когда я выхожу в сеть.

В поисковой строке печатаю только что найденное новое имя — Пааво. Оказывается, это финский вариант имени Пол. Разочарование.

Мне нравятся имена. Я коллекционирую их: имена, их происхождение, значение. Имена коллекционировать просто. Они ничего не стоят, не занимают пространства. Мне нравится смотреть на них, воображая, что в них заложен какой-то смысл. Может, смысла в них нет, но мне приятно думать, что есть. Большинство из этих имен висят на стене в моей комнате дома. Дома — это там, где я раньше жила. Я коллекционирую только те имена, которые о чем-то напоминают. Хорошие имена, со значением. Не ту ерунду, что сейчас в популяре. Мне также нравятся иностранные имена; необычные имена, которые редко встречаются. Будь у меня ребенок, я выбрала бы для него одно из таких имен, но детей я не предвижу в своем будущем, даже самом отдаленном.

Я складываю газеты, убираю их на место, напоследок бросаю взгляд на кипу. Краем глаза выхватываю со страницы имя «Сара» и улыбаюсь, ибо мне сразу вспоминается один забавный случай, свидетелем которого я стала сегодня.

Между уроками я бежала к своему шкафчику, и мне пришлось спрятаться за углом, потому что я увидела Дрю и «Барби». Они о чем-то жарко спорили, стоя через два шкафчика от моего. Я решила из двух зол выбрать меньшее: лучше уж опоздать на урок, чем помешать их словесной перепалке. Мне ничего не стоит уклониться от его приставаний и толстых намеков, когда я сталкиваюсь с ним один на один, но мне совершенно не хотелось выслушивать непристойные предложения Дрю в присутствии его подружки. Это определенно новый пункт в моем вечно удлиняющемся списке ненужностей. Поэтому я прислонилась к стене и стала ждать, когда они уйдут.

— Дай мне двадцать баксов, — потребовал у нее Дрю.

— Зачем? — Очевидно, недовольство — единственная интонация, присущая ее голосу.

— Потому что мне нужны двадцать баксов. — Его тон подразумевал, что это вполне веская причина.

— Нет. — Раздался стук. Должно быть, она захлопнула дверцу шкафчика. Со всей силы.

— Я же отдам. — Нет, не отдашь.

— Не отдашь. — Умная девочка.

— Ну да, твоя взяла. Не отдам. — Выглянув из-за угла, я увидела, как он нахально улыбается ей. — Что? Я же честно признался.

— Иди у шлюх своих проси. — Ни фига себе.

— Ни одна из них не любит меня сильнее, чем ты.

— Не старайся. На меня, как ты знаешь, твоя идиотская улыбка, в отличие от всех остальных девчонок и женщин в школе, не действует. Так что забудь.

— Сара, ну чего ты ерепенишься? Все равно ведь дашь.

Сара. Я улыбнулась. Идеальное имечко: пресное, традиционное, абсолютно неоригинальное. А главное — оно означает «принцесса».

Сара шумно выдохнула, и я увидела, как она копается в сумочке. Серьезно? Неужели даст? Выходит, я его недооценила. А ее, пожалуй, переоценила. Не скажу, что у меня особо развито чувство собственного достоинства, но у нее самоуважения вообще ни на грош. Она достала двадцатку и сунула ему.

— Держи. Только оставь меня в покое. — Дрю схватил деньги и пошел прочь. — Не вернешь, маме скажу! — крикнула она ему вслед.

Маме? О.

Это маленькое открытие меня развеселило, но заставило усомниться в своих наблюдательских способностях. Как же я так опростоволосилась? Мы с моим братом Ашером тоже были горазды пререкаться, но наш порог враждебности находился на три уровня ниже, чем их.

Я бросила последнюю газету на громоздившуюся у двери кипу и вернулась к своему компьютеру, пытаясь придумать, что бы такое еще посмотреть в Интернете, чтобы убить время. В социальных сетях я больше не зарегистрирована, поэтому входить в них нет смысла. Можно, конечно, помучить себя: под именем и паролем Ашера залезть в сеть и справиться о людях, с которыми я некогда дружила. Нет, пожалуй, не стоит. Ничего не хочу о них знать.