— Вы желаете, чтобы я еще что-нибудь спела для вас? — спросила Анна.

— Аннушка, я готов тебя слушать бесконечно, — улыбнулся барон. — Но сегодня лучше побереги голос до вечера.

— Для чего?

— А вот послушай-ка, — барон взял с серебряного подноса для почты, лежавшем на столике рядом с диваном, распечатанное письмо. — Так… «Здравствуй, дорогой друг!». Так.., здоровье… засвидетельствовать почтение… Вот!

«…а именно хочу сообщить тебе, что сегодня я смогу устроить прослушивание для твоей протеже Анны на маскараде у Потоцкого, и смею заверить, если она так талантлива, как ты уверяешь, то ей суждено петь на императорской сцене!»

Ты понимаешь? Сегодня тебя будет слушать директор императорских театров — Оболенский. Сергей Степанович — мой давний и хороший друг.

— Директор императорских театров?

— Да, в присутствии особ, приближенных ко двору!

— Но это так неожиданно… — Анна растерялась и вздохнула. — Что, если Сергею Степановичу каким-либо образом станет известна правда обо мне?

Может случиться, что кто-нибудь меня узнает — и скажет ему, что я…

— Никто не узнает, что ты крепостная, — поспешил уверить ее барон.

— А как же Владимир? — встрепенулась Анна. — Он тоже приглашен?

— Он ничего не скажет. Я обещаю тебе, — строго сказал барон.

— Иван Иванович! Вы слишком добры ко мне. Я не стою ваших хлопот!

— Я всего лишь хочу, чтобы ты была счастлива. И ты будешь счастлива. Даю тебе слово барона Корфа. Слово, в котором еще никто не мог усомниться!

И не благодари меня, все мои старания для тебя — лишь малая часть того, что я должен отдать твоим заслугам и таланту.

— Но… — хотела возразить Анна.

— Более не говори ничего! И ожидай меня здесь — я тотчас же вернусь. Я хотел бы кое-что показать тебе. Это очень важно, моя дорогая, — барон поднялся, жестом остановил Анну, попытавшуюся встать, как обычно делают слуги в присутствии хозяина, и вышел из залы.

Он прошел близко от Владимира и не заметил его. Владимир на мгновение задержал дыхание и с трудом подавил волнение, с новой силой всколыхнувшее его душу. Отец, что же это такое, отец?! Дождавшись, когда барон пройдет, Владимир резко распахнул дверь в залу и вошел. Анна, игравшая в одиночестве какую-то музыкальную пиеску и что-то напевавшая вполголоса, резко оборвала свое музицирование.

— Что же вы прекратили петь?

Насколько я понял, это обычное занятие для наших крепостных в часы досуга, — ожесточенно бросил ей Владимир.

— Иван Иванович разрешил мне… — Анна поднялась уйти.

— Стоять! — зарычал Владимир. — Разве я сказал, что ты свободна? У меня для вас есть поручение, сударыня.

И я надеюсь, не должен напоминать, что вы обязаны выполнять мои поручения. Все мои поручения!

— Конечно, что прикажете, — Анна поклонилась ему.

Владимир заметил, как аккуратно и со вкусом сделана ее прическа — волосок к волоску и такие прелестные завитки на висках!.. И от этого его раздражение усилились сверх всякой меры.

— Мои сапоги отвратительно вычищены, — грубо сказал он. — Идите и надрайте их! Так, чтобы я мог видеть в них свое собственное отражение.

— Это все?

— Нет, — не унимался Владимир. — После сбегайте в лавку Мойшеса за бутылкой шампанского.

— Я могу идти, мой господин? — Анна не поднимала глаз, и все ее существо выражало лишь одно — безропотность и покорность.

— Извольте, — издевательски проронил Владимир сквозь зубы, глядя, как Анна медленно складывает ноты на крышке рояля и выходит из залы'.

Владимир самодовольно улыбнулся и подошел к столику, на котором лежало оставленное отцом письмо от Оболенского. Он едва удержался от желания разорвать этот листок — свидетельство неминуемого позора его семьи. В этот момент вернулся барон, и в руках отца Владимир увидел прямоугольный футляр — в таких обычно хранят украшения. Глаза Владимира недобро блеснули.

Барон с недоумением огляделся по сторонам.

— Владимир! Ты дома? А где Анна?

Она же только что была здесь.

— Я отправил ее по делам, — Владимир цинично засмеялся.

— Что еще за дела? — вздрогнул барон.

— Я приказал ей купить мне шампанского. Хочу банкетировать несколько приятных событий, которыми был отмечен прошедший день.

— Послушай, неужели нельзя было послать за вином кого-нибудь из слуг, — в голосе отца Владимиру почудилась нервность, но он пропустил эти признаки мимо ушей. Он упивался своей победой над Анной.

— А она и есть служанка!

— Не в этом доме. Скажи, чтобы за ней послали, пусть вернется. Она должна готовиться к сегодняшнему вечеру.

— Скажите, отец, зачем вам это нужно? — Владимир посмотрел на отца прямо, в упор.

— У Анны — редкий талант, — барон не отвел взгляда и не смягчил тона. — Такой дар нужно развивать.

— Так пусть поет себе в крепостном театре, чтобы услаждать слух хозяев!

На балу ей совершенно не место, и вам не следовало привозить ее в Петербург, отец! — голос Владимира зазвенел от негодования.

— Как ты смеешь судить мои поступки! — прикрикнул на него барон и добавил не терпящим возражения тоном:

— Мне очень жаль, Владимир, что ты все понимаешь превратно. А посему прошу тебя сейчас же оставить меня!..

И проследи, чтобы Анна немедленно вернулась. Я буду ждать ее здесь, сейчас!

Владимир опустил глаза, отрешенно кивнул и вышел из залы. Дав распоряжение одному из слуг найти Анну, он бросился к себе и запер комнату на ключ. Оставшись один, Владимир рухнул на постель, как был — в одежде, и зарычал с неистовой, но невероятным усилием воли подавленной злобой. Будь ты проклята, актерка, девка! Не-на-вижу!..

Когда Анна снова вошла в гостиную, барон стоял у окна, выглядывая кого-то во дворе. Заслышав легкие шаги, Иван Иванович обернулся с улыбкой ласковой и немного виноватой. Барон чувствовал неловкость за самоуправство Владимира, но развивать эту тему не стал. В глазах Анны он уловил мольбу о снисхождении, и ее благородство, как всегда, поразило и укротило его. Барон вздохнул и знаком подозвал Анну к себе.

— Аннушка, вот взгляни, одна вещица, — барон подал Анне черный футляр, который держал в руках. — Она непременно принесет тебе удачу сегодня вечером.

— Какое красивое!

Анна растерялась — на бархате переливалось алмазами дивной красоты колье с особым орнаментом переплетения в рисунке золотой оправы.

— Я хочу, чтобы ты надела его на сегодняшнее выступление, — ласково сказал Корф-старший, вынимая колье из футляра и надевая его Анне на шею.