Он был абсолютно прав. Русские люди быстро забывают плохое. Такая вот особенность национальной психики, иначе мы бы все давно сошли с ума!

Раздался мелодичный звонок моего мобильного телефона. Я поглядела на определитель – звонили из Гурьева. Наверное, Иван Николаевич хочет поблагодарить меня за смелость.

– Ирина, – раздался в трубке искаженный голос Димы Федосеева, – берите Оксану и немедленно приезжайте!

– В чем дело, Дима? – удивилась я.

– Иван Николаевич погиб!

– Почему, что случилось? – оторопела я, но Дима не отвечал, он повесил трубку. Я несколько раз перезвонила, но там было занято. Что я скажу Оксане? Посмотрев на мое исказившееся лицо, женщина встревоженно спросила:

– Что-нибудь случилось?

– Нет-нет, ничего! – Я вышла из комнаты и снова начала названивать в Гурьево. Не может быть, это какая-то ошибка! Или злая шутка. Наконец я дозвонилась.

– Слушаю, – сказал незнакомый мне человек.

– Что случилось с Иваном Николаевичем? – почти закричала я. – Где Дима Федосеев?!

– Иван Николаевич погиб на охоте, – грустно ответил незнакомец, – а у Димы истерика, мы его увели.

Оксана лежала на кровати, вид у нее был безразличный ко всему. Это было немудрено после той дозы транквилизаторов, которую вколол ей врач. Там, на телестудии, Оксана пережила, наверное, самые страшные минуты своей жизни. Она все повторяла: «Я не верю, не верю!» Потом с ней приключилась истерика, она неудержимо рыдала, судороги буквально разрывали ее. Если бы не лекарства, не знаю, что бы сейчас было. Наверно, люди могут умереть от горя.

У меня самой на душе было невероятно тяжело, как будто я потеряла близкого человека. За эти несколько дней я так срослась сердцем с Оксаной и ее мужем, что сейчас тоже была близка к истерике. Заметив это, Володька взял меня под локоть и отвел в сторону:

– Ирка, ты выпей чего-нибудь, полежи! Нельзя себя так терзать. А я с ней посижу.

Я согласилась и пошла немного отдохнуть. Когда Оксана пришла в себя, она сказала глухим голосом:

– Я должна быть там, нужно проводить мужа в последний путь.

Естественно, ее нельзя было отпускать одну, поэтому я поехала в телецентр отпрашиваться у Кошелева.

– Ну что ж, – вздохнул Евгений Васильевич, – хоть ты и провинилась, я тебя отпускаю, раз такой случай. До следующей передачи еще далеко, поэтому можешь чуть-чуть задержаться.

Все-таки у меня необыкновенно понятливый начальник. Другой бы наорал вначале, потом бы выслушал. Если бы все на ГТРК были такими!

Узнав, что я еду в Гурьево, Павлик попросился со мной, начинался его законный отпуск. Я с радостью согласилась, ведь мужская поддержка никогда не помешает.

Когда мы вышли из поезда, то увидели, что на станции нас никто не встречает. Конечно, им было не до того. Кругом не то что машин, людей не было. Нам очень повезло, когда мужик, проезжавший мимо на телеге, согласился нас подвезти. Мы взобрались на сено и уселись с относительным комфортом.

– На похороны к директору едете? – спросил нас мужик. – Постойте, а вы, случайно, не его жена будете?

Он долго выражал соболезнования, горестно вздыхая, какой хороший был человек Иван Николаевич. Не люблю, когда такие усердные сострадальщики попадаются, ведь легче от их причитаний не становится.

Пегая лошадка неспешно трусила по грунтовке, казалось, что дороге не будет ни конца ни края. В прошлый раз, на машине, мы домчались за десять минут, сейчас же ехали уже полчаса, а лесхоз все не показывался.

Не визжали пилы, не пахло опилками, казалось, что лесхоз вымер. В Гурьеве тоже было пустынно. Мы слезли с телеги и, поблагодарив мужика, пошли пешком. Еще издалека мы увидели толпу людей возле дома Крыниных. К нам подбежали какие-то тетки в черных платках.

– Ой, да что же это делается, господи, да на кого ж он тебя оставил! – повторяли они на разные лады. До этого Оксана крепилась, а тут не выдержала, и слезы сами собой потекли по щекам. Ненавижу профессиональных плакальщиц – доводят себя до молитвенного экстаза, готовы рыдать как заведенные!

Раздвинув теток, мы зашли за ограду. Увидели Марию Павловну, Петю, Сашу – все они подходили выражать сочувствие. В доме распоряжались родственники со стороны мужа, жившие в Юрьеве. Мать и брат Ивана Николаевича по очереди подошли к Оксане и обняли ее.

Люди расступились, и я увидела гроб. Он был закрыт – видимо, погибший был сильно изуродован. Приникнув к крышке и закрыв глаза, у гроба сидел Федосеев. Он увидел нас и вскочил.

– Что же это делается? Да как же так случилось? – забормотал он. Я поняла, что Дима невменяем, и отвела его в сторону, давая Оксане спокойно проститься с мужем.

– Постойте здесь, – сказала я. – Ничего, переживем!

– Переживем?! – вскричал Дима, дико вращая глазами. – Никогда! Что мы будем без него делать! Все пропало! – Он зарыдал.

Я огляделась в поисках мужчин, чтобы они уняли парня. Павлик взял его под локоть и что-то тихо зашептал на ухо. Лицо Федосеева разгладилось, он стал кивать головой, отвечая на какие-то вопросы нашего оператора. Ай да Павлик! Не ожидала обнаружить в нем такие таланты психотерапевта!

В углу, тихие и молчаливые, стояли двое детей. К ним подошла мать Ивана Николаевича и взяла за руки. Точно, это дети Ивана Николаевича! Девочке, судя по виду, исполнилось не больше четырнадцати лет, а мальчик был совсем маленький. Бедняжки, скорей всего, они еще не осознают, что произошло! Помню, в детстве у меня была подруга Даша. У нее на глазах умер отец. Пришел с работы и упал в коридоре – отказало сердце.

Моя мама посоветовала поддержать подружку, прийти к ней. Я ожидала, что Даша будет убита горем, но вместо этого увидела ее веселой, как обычно. Мы старательно избегали обсуждать последнее событие, мне даже не пришлось успокаивать или утешать ее. Дело в том, что дети не всегда понимают, что смерть – это навсегда…

– Пойдемте со мной, – шепнул мне подошедший Петя, – вы должны это увидеть. – Он повел меня в другую комнату.

– Вот, смотрите, – сказал он, доставая какую-то грязную тряпку из-под кровати, – это было на Иване Николаевиче, когда он погиб.

Мне сделалось дурно. Я поняла, что это не грязная тряпка, а изорванная одежда, заляпанная бурыми пятнами. Что же с ним случилось на охоте? Я до сих пор ничего не знаю.

– Видите, – Петя показал на дыры в рубашке, – это следы волчьих зубов. Директора загрыз волк.

– Как! – ахнула я. – Ведь вы говорили, что волки просто так на людей не нападают!

– В том-то все и дело, – вздохнул Петя, – не нападают. Ох, неспроста это все…

Я внимательно осмотрела одежду – в нескольких местах были вырваны клочья. Свирепый хищник несколько раз вцеплялся в тело несчастного, а затем загрыз его. Кроме пятен засохшей крови, были еще и масляные.