сбившиеся в густой комок мысли своим вибрирующим баритоном разбавил Илья.

Я облизнула пересохшие губы, отвернулась к окну.

– Тебя это не касается.

– А кого касается? Твоего барыги?

– А тебе какое дело? – шиплю в ответ, даже не повернувшись.

– Ну, это же я твою задницу спасаю, нет?

– Ты всего лишь везёшь меня в отделение полиции. С этой задачей мог справиться любой таксист, – спускаю зажравшегося мажора на землю. – В остальном мне твоя помощь не нужна.

– Ааа, – тянет он иронически. – Ну, окей. Не нужна, так не нужна.

Глава 9

– Так вы говорите, ваша сумка? – хмурый взгляд в окошко. – И паспорт ваш?

– Моя. И паспорт мой, – киваю, с опаской поглядывая на тучного дяденьку дежурного. Тот хмуро меня рассматривает в ответ.

– Так, значит, сообщница?

– Что? – теряюсь. Как это сообщница?

– Он сумку у тебя воровал? – мужчина как-то резко переходит на «ты», и я начинаю мелко трястись, словно, и правда, совершила что-то противозаконное.

– Нет. Не воровал. Я сама отдала. Мы с Максимом ехали в такси и…

– Значит, подружка. А следовательно – сообщница, – заключает дежурный и берёт в руку телефонную трубку. – Виталич, тут новая клиентка у тебя. Та, которой паспорт.

Чего? Какая ещё сообщница? Я вскидываю удивлённый взгляд на дежурного и потерянно мотаю головой.

– Я не сообщница! Я просто его знакомая! Вы… Ой, – пячусь назад, когда из длинного коридора появляется заспанный полицейский. Ещё один. И направляется прямо к нам.

– Ну чё? Эта?

– Угу, – скучающе кивает дяденька дежурный. – Она.

– Вы не поняли! Я не сообщница! Я ничего не знаю о наркотиках! – но полицейский в помятой рубашке только сонно потирает глаза и тащит меня внутрь помещения. Тут пахнет кофе и чем-то несвежим. Словно у кого-то ужин протух. И в груди волной поднимается паника.

– Сейчас ты мне всё расскажешь. На пару со своим дружком чистосердечное накарябаете.

– Стойте! Да вы что?! Пустите! – пытаюсь воспротивиться, в ужасе вырываюсь, но он держит цепко, сильно сдавливает предплечье. Я оборачиваюсь назад, нахожу взглядом явно заскучавшего мажора. – Скажи им! Чего ты молчишь?!

Но он лишь поднимает руку и с поганой ухмылочкой… Машет мне.

* * *

Малая… Такая забавная, смешная, абсолютно не подходящая к его миру. Невинная, хоть и колючая. Хорошая девочка. Из такой получится классная игрушка.

Илья знал, что с ней будет весело. Но не предполагал, что настолько. А ещё малая бесила. Своим упрямством глупым. То ли ему раньше не попадались гордые девки, то ли он, в принципе, не выносит отказов… Но сейчас, когда внутри что-то всколыхнулось от жалости к девчонке, злость не прошла. Захотелось наказать её за дерзость. Чтобы в следующий раз следила за своим языком и вела себя с ним хорошо.

И что-то внутри восстало против того, чтобы её трогали менты. Будто гигантский дикобраз поднял свои иглы, и Илья прочувствовал каждую из них.

– Начальник, мы можем поговорить? – склонился у окошка дежурного, и заплывший от вечного переедания мент поднял на него равнодушный взгляд. Словно не он только что сопливую девчонку в кутузку отправил. Видно же по ней, что она наркоту в глаза никогда не видела. Слишком правильная. А ещё его, Илью, называют циничным засранцем.

– Ну чё? – отозвался тот. Контакт, считай, установлен.

Глава 10

В камере пахнет сыростью, грязными носками и квашеной капустой, тоже, в общем-то, не первой свежести. Откуда исходит этот запах, предпочитаю не думать. На лавочке напротив спит бомж и видит, судя по довольному ворчанию, приятные сны.

Я, прилипшая к стенке напротив, молча наблюдаю за ним и, хоть бомж не подаёт никаких признаков заинтересованности, отчего-то побаиваюсь упустить его пробуждение.

Несмотря на трудное детство, я никогда не оказывалась на улице и не знала, что такое грязь и вонь. Вот как сейчас… Я была одной из тех немногих, кому повезло. Ещё в раннем детстве, когда я только попала в детский дом, меня заметила Елена Мироновна – тогда ещё новенькая нянечка, у которой не было своих детей. Она, пожалуй, единственная из всех остальных воспитателей, кто работал по призванию, а не потому, что в детском доме всегда было чем поживиться.

Наша с ней симпатия переросла в более близкие отношения, хотя мамой я так и не научилась её называть. Но Елена Мироновна и не настаивала. Она любит отдавать, а взамен никогда ничего не просила.

Так у меня появилась крёстная. Самый замечательный, самый светлый и любящий человек в моей жизни. Опеку ей почему-то не разрешили, и мне пришлось остаться в детском доме. Зато выходные я проводила как нормальный, обычный ребёнок. Ребёнок, у которого есть мама и папа. Или хотя бы кто-то один. Лучше, конечно, мама. Спросите у любого детдомовца, мама важнее всех на свете. Дороже мамы никого в мире нет. Жаль, когда нет и её…

Елена Мироновна воспитывала меня достойно. Всегда твердила, что я должна стать человеком с большой буквы. И я стремилась к этому. Даже не потому, что боялась разочаровать крёстную. Нет. Я, скорее, опасалась стать такой, как моя родная мама. Жестокой и злой. Способной бросить своего ребёнка.

А теперь… Теперь я здесь. В сырых, мрачных стенах, где сидят преступники. Захотелось заплакать, но я упрямо сдерживала непрошеные слёзы.

Странно, но Максима здесь не было. Наверное, нас специально рассадили по разным камерам. Я видела в детективных сериалах, так делают, чтобы сообщники не смогли договориться. Но ведь я не сообщница! И как теперь это доказать?

Когда за толстыми металлическими прутьями появился Илья, я радостно вскинулась и бросилась к нему. Но потом, вспомнив из-за кого я здесь, пыл свой поумерила. Хотя, конечно, глупо винить его во всём. В конце концов, не он меня сюда запер. И не он подставил. Макс всему виной. И моя глупая доверчивость.

– Ну как оно? Весело здесь? – усмехнулся, бросив взгляд на похрапывающего бомжа. – И компания у тебя весёлая, вижу. Всё ещё не нуждаешься в помощи?

Я вздохнула, повесила голову. Дела обстоят неважно, если честно. Стоит только кому-то прознать в универе, что меня задержали за подобное… Страшно представить, с какой скоростью я оттуда вылечу. А ещё нужно как-то отсюда выбраться.

– Пришёл позлорадствовать? – спросила тихо, потому что, казалось, скажи я громче, и меня разорвёт от истерики.

– Пришёл помощь свою предложить. Но если мешаю, могу уйти, дабы не мешать вашему свиданию, – кивнул на бомжа. – Он, когда проснётся, будет голоден, – снова издевается.

– Помоги, – проворчала я про себя, хотя и не была уверена,