Сайлас смотрит на меня, пока дым валит из кончика Swisher Sweets 8(прим. пер. бренд сигар) с тропическим вкусом.

Я прикладываю обертку к губам, направляя пейнтбольный пистолет на табло футбольной команды. Мы лежим в нескольких футах от него, асфальт прожигает сквозь джинсы, практически обжигая мою задницу.

— Я сказал «да» вандализму. Я никогда не говорил, что буду хорош в этом, — я затягиваюсь, позволяя пахучему дыму проникнуть в мои легкие, давая мне тот приятный кайф, в котором я нуждаюсь время от времени.

Дело не в том, чтобы что-то заглушить, а в том, чтобы поумерить свой пыл. На несколько часов зуд в ладонях утоляется настолько, что позволяет мне прожить день, не подорвав кого-нибудь.

Вижу, как парень ведет себя как придурок или просто идет по улице с высокомерной ухмылкой на лице, и все, о чем я могу думать, это о том, чтобы он сделал, если бы его окутало пламя, и он тонул в бензине. Для меня это нормально. Странно, что никто больше так не думает.

Травка удерживает меня от убийств.

К тому же, она заполняет пустоту на некоторое время. Из-за дыма я меньше чувствую пустоту.

Я пускаю на доску лаймово-зеленые пейнтбольные шарики, создавая еще больший беспорядок. Под желто-зеленой краской едва видно, что находится под ней, а поскольку футбол уже в предсезонке, они не будут этому рады.

— Это немного похоже на обряд посвящения, не так ли? Последний выход футбольной команды, — говорю я, слегка покашливая, в голове светло, а тело гудит от понимания. Теплый летний воздух начинает становиться холоднее с каждым днем приближения осени. — Я чертовски ненавижу это место, чувак, но это последний год, когда мы все вместе. Всего последний год.

Сайлас держится отстраненно, не проявляя эмоций, но не потому, что у него их нет, а потому, что ему не нравится их выражать. Он очень редко реагирует на вещи, на которые реагируют нормальные люди, и, хотя я знаю, что он любит Роуз и заботится о нас, понимаю, что отношения для него сложны.

Относиться к людям. Понимать их.

Он другой. Он видит мир не так, как все остальные, и иногда кажется, что ему на все наплевать, он всегда выглядит лишенным чувства юмора или эмоционально холодным.

Даже когда он с Роуз, и она улыбается, он может лишь приподнять губы, но он никогда не показывает, что счастлив, если только не смотреть ему в глаза.

Я думаю, именно так Розмари проложила себе путь в его сердце. Она могла прочитать в его глазах то, что никогда не выразит его лицо. Она видела все его глубины, принимала эту правду и пыталась понять ее.

Правда в том, что никто никогда не сможет узнать, что на самом деле творится в голове у Сайласа. Мы никогда не сможем с этим сравниться, но я могу попытаться защитить его от этого. Даже если он ненавидит, когда я достаю его по поводу приема лекарств.

Потому что он защищает меня.

Это моя правда.

— Есть машины, — говорит он, когда свист пуль грохочет у меня в ушах, и еще больше краски взрывается на щите. — Самолеты. Поезда. Метро. Много способов путешествовать, Рук. Это не последнее — мы просто должны найти работу, и ты больше не сможешь поджигать здания.

Я смеюсь, чувствуя, как в желудке нарастает напряжение, когда действие травы начинает ослабевать. То есть он прав, и я знаю, что слишком много думаю из-за травки, но это все равно пугающее чувство.

Слово «семья» было потеряно в день смерти моей мамы.

И было найдено снова в загородном клубе, когда я пытался взорвать петарды.

Вопрос об отъезде из Пондероз Спрингс никогда не стоял, но покинуть их — это совсем другое чувство.

— И ты все еще намерен остаться? Не могу тебя отговорить? — спрашиваю я, хотя знаю, что у него нет причин уезжать, не то что у меня.

— Нет, я здесь, пока Роуз не окончит школу. Она хочет учиться в Холлоу Хайтс, так что я буду с ней до конца, — в его голосе есть прямота, спокойствие, такая решительность, что даже незнакомец, проходящий мимо, понял бы, что он имеет в виду то, что сказал.

—Твои родители не будут против?

— Они пытались заставить меня уехать с тех пор, как мне поставили диагноз, — он вздохнул. — Они любят меня, так что я понимаю. Они не хотели видеть, как я прохожу через насмешки здесь — они и сейчас не хотят, — но я не уеду от Роуз. Поэтому они также знают, что меня не отговорить. К тому же, будет проще проходить практику в компании моего отца в Портленде.

Он единственный, у кого хорошие родители. Даже отличные родители. Скотт и Зои успешны, счастливы с тремя сыновьями и любят их так, как и должны любить родители.

Безумие, что даже человек с постоянным окружением все равно жаждет разрушения, не так ли?

Затягиваюсь еще раз, докуриваю и бросаю окурок на площадку, зная, что он выжжет все дерьмо из искусственной травы.

— Мы закончили ностальгировать? У меня голова раскалывается, а нам нужно заехать за Роуз.

—Где она? — спрашиваю я, кивком головы давая ему понять, что готов уйти.

— У Тилли, учится, но появился парень ее сестры со своими друзьями, и мне не нравится, что она находится рядом с ними.

— Шанс нагадить Истону, а мне получить бургер? Где мне подписаться? — я поднимаю руки над головой, потягиваясь, когда встаю.

— Мы собираемся забрать Роуз, и это все. Никаких разборок, — он ворчит, шагая рядом со мной.

— Да, никаких драк. Понял, — ухмыляясь, я лезу в задний карман, достаю одну из своих сигарет Lucky Strike (прим. пер. мaрка американских сигарет) и кладу ее между зубами.

Я не буду ничего начинать. Обычно я никогда этого не делаю.

Но я бы закончил.

Закусочная Тилли находится в нескольких минутах езды от школы, и когда я на мотоцикле, мне требуется около шести минут, чтобы заехать на парковку с неоновой вывеской, освещающей асфальт.

Я стряхиваю волосы с глаз, когда натягиваю шлем на голову, перекидываю ногу через мотоцикл, пока Сайлас заезжает на парковочное место рядом с моим. В Тилли много народу. Неудивительно, учитывая, что сегодня суббота и это место, где собираются все чуваки с одеколоном «Axe» и девушки, готовые посплетничать.

Мне жаль Роуз, потому что ее сестра-близнец