У меня есть компромат почти на всех здесь, и они знают, что, если они пересекутся со мной, мне не потребуется времени, чтобы пролить на них свет.

В седьмом классе Лиззи прибежала, рыдая, изливая свои кишки о том, что ее отец — заядлый алкоголик, который тратит слишком много лишнего времени в своих командировках, обязательно останавливаясь во всех незаконных клубах на обратном пути. Она так раскраснелась, была так расстроена, что ее мать просто сидела, зная все это, осознавая каждую неосмотрительность, и никогда не бормотала ни единого слова.

Той ночью она поклялась, что никогда не позволит мужчине проявлять к ней неуважение, отказавшись выйти замуж за того, кто так ее растоптал. Что лично я не считаю проблемой, потому что я также знаю, что Лиззи вообще не нравятся мужчины.

Во время пьяной ночевки, когда Мэри потеряла сознание, Лиз захотелось поделиться еще секретами. Я уважала ее за то, что она могла сказать это, и я ненавидела то, что она знала, что должна это скрывать. Но здесь она будет распята.

А Мэри? О, Мэри.

Она умна как гвоздь6, возможно, когда-нибудь станет нейробиологом, если сможет пройти тест на наркотики. Потому что в последний раз, когда я проверяла, считается нежелательным иметь в организме аддерал7, если вам его не прописали.

Всю свою жизнь она заботилась о своих оценках, считая свой интеллект выше, чем что-либо еще в ней. Если бы ей когда-нибудь угрожали? Мне было жаль того, кто угрожал. На первом курсе она получила тройку на экзамене по математике. Для кого-то это не так важно, но для нее? Для ее родителей? Это могло быть равносильно исключению из школы.

Поэтому, когда ее глаза отказались открываться от многочасовой учебы, она нашла свой золотой билет. Теперь она исчезает в свободное время, чтобы встретиться с сомнительными дилерами под трибунами футбольного поля.

У всех нас есть груз на плечах, каждый из нас лежит под своим маятником, который качается все быстрее и быстрее каждый раз, когда мы оступаемся.

Именно поэтому они никогда не попытаются свергнуть меня с поста Мисс Пондероз Спрингс. Они боятся, что я раскрою их секреты. Потому что Сэйдж, которую они знают, будет безжалостна, когда дело дойдет до получения того, чего я хочу.

В этом есть своя сила. Знать секреты каждого, всю истину.

Еще больше силы в том, что ни одна душа не знает ничего про меня.

Чем больше у меня секретов всех остальных, тем меньше вероятность, что они узнают мои. А мои останутся похороненными.

— Да, ты права, — она вздыхает, натянуто улыбаясь. — Просто мини-безумие. Это нервирует, — она берет свой клей-карандаш и продолжает приклеивать пластиковые буквы к тонкому белому картону, мысленно промышляя, как бы меня уничтожить. — Не знаю, попаду ли я в Холлоу Хайтс.

Я усмехаюсь.

— Тогда поступай в любой другой колледж Лиги плюща (ассоциация восьми американских университетов, располож. в семи штатах на северо-востоке США

в стране. — Прим. ред.). Он не единственный в мире, Мэри.

— Ты не хуже меня знаешь, что сможешь специализироваться там на уборке помещений и зарабатывать шестизначные суммы. Поступление — это все, Сейдж.

Мне кажется, что я вынуждена протянуть руку и физически держать свои глазные яблоки, чтобы они не выкатились.

Деньги, деньги, деньги.

Это любимое занятие всех здесь. Это все, о чем они заботятся.

Они едят, срут, дышат ими.

Деньги все исправят, потому что они покупают тишину.

—Да, да, Холлоу Хайтс, Холлоу Хайтс. Неужели никто не хочет увидеть солнце? Неужели всем так нравится жить в месте, где всегда серо и сыро? — жалуюсь я, скатываясь с кровати и направляясь в прилегающую ванную комнату.

Я кручу пальцем несколько распущенных локонов в волосах, затем открываю ящик, беру свой любимый бальзам и наношу его на губы. Несмотря на то, что уже вечер, мой макияж все еще на месте: черная подводка создает безупречный взгляд Мэрилин Монро. Красный матовый цвет ложится на мои губы, согревая кожу. Все это находится на моем лице, создавая отполированную маску.

Для девушек я выгляжу самодовольной, когда смотрю в зеркало на свое отражение, но это только для того, чтобы увидеть, могу ли я найти какие-нибудь трещины в фасаде.

— Да ладно, сучка, твоя загорелая задница сгорит, как только ты переступишь порог Орегона, — шутит Лиззи, заставляя меня ухмыляться самой себе в зеркале.

— К чему ты клонишь? — Я поворачиваюсь к ним, положив руку на бедро. — В конце концов, красный — мой фирменный цвет, — говорю я и подмигиваю для убедительности.

Мы смеемся вместе, фальшивым смехом, полным пластика. И этот звук эхом отдается так глубоко в моей груди, что я начинаю сомневаться, действительно ли она такая пустая внутри, как считают люди.

Раздается громкий гул двигателей дорогих спортивных автомобилей. Они урчат и грохочут за французскими дверями моей комнаты, что даже Лиз отводит взгляд от плазменного экрана на стене.

Глаза Мэри загораются.

— Похоже, твоя преступная сторона дома, — хихикает она, вскакивая с пола и подбегая к дверям. Она приоткрывает их настолько, чтобы слышать, что происходит внизу, и заглядывает через панели, чтобы посмотреть. — И она привела своих друзей, — поет она.

Я вытаскиваю телефон из заднего кармана, проверяя время.

— Вау, они умеют определять время. Она не опоздала сегодня к комендантскому часу.

Этого никогда не перестает происходить, и не перестает меня раздражать.

Постоянное напоминание обо всем, от чего я держалась подальше, чего меня заставляли избегать. Вся свобода, которая есть у Розмари, ведь это я нахожусь под микроскопом.

Это я пытаюсь сохранить все вместе. Чтобы не развалиться.

Лиз перемещается к окну рядом с Мэри, и поскольку я позорно любопытна, я следую за ней, заглядывая через их плечи, чтобы посмотреть вниз на мой передний двор и три дорогих автомобиля, которые припарковались по прямой линии у нашего бордюра.

— Черт, — шепчет Мэри, пока мы наблюдаем, как моя сестра выскальзывает из пассажирского сиденья, ожидая Сайласа, который обходит переднюю часть своего Dodge Challenger (маслкар производства компании Dodge. — Прим. ред.) и подходит к ней. Он обхватывает ее за плечи, направляя к нашей входной двери.

— Это чертовски несправедливо, какой он горячий, — ноет она, восхищаясь золотой кожей Сайласа Хоторна, которая безупречна в любое время дня, но ночью в этой белой футболке за нее можно умереть.

— Этому мужчине нужна предупреждающая табличка, — добавляет Лиззи, быстро переводя взгляд на