Все это мгновенно отпечаталось в моей голове, как всегда бывает со многими сталкерами-ветеранами в экстремальной ситуации. Не умеешь моментально оценивать опасность, значит, не сегодня, так завтра погибнешь, зазевавшись, словно необстрелянный молокосос-«отмычка», годный лишь для похода в ближайшую аномалию.

В следующее мгновение я буквально «положил» мотоцикл на землю, уходя от страшного удара гигантским щупальцем. Я не профи, водить байк таким манером специально не обучался, просто иного выхода не было. Все произошло на рефлексах, которые по-любому проснутся, если жить захочется.

Думаю, мне бы однозначно раздавило ногу тяжелым мотоциклом, если б не мощные стальные дуги, приваренные по бокам для защиты седока и пулеметов. Байк просто лег на эти дуги, взревев мотором, я же скатился с него, одновременно срывая с плеча «Вал».

Промахнувшееся щупальце тяжело поднималось с земли, всё в саже и налипшем мусоре. Оно и понятно, падать всегда проще, чем подниматься, что в прямом, что в переносном смысле. Тем более, что масса у этой хрени была нехилая. Чем я и воспользовался, принявшись планомерно очередями полосовать осклизлую гадость возле самого основания. «Вал», доработанный Кузнецом в чернобыльской Зоне, стрелял абсолютно бесшумно, и я успел сменить два магазина, пока тварь осознала, что с ней происходит нечто неординарное. Видимо, болевой порог подземного монстра был практически нулевым, и это сослужило мне хорошую службу. Патронов у меня – спасибо питерцам – было предостаточно, поэтому я стрелял не останавливаясь, лишь меняя пустые магазины на полные.

Земля вокруг основания щупальца была уже вся забрызгана темной кровью и ошметками плоти, когда тварь издала жуткий крик. Вой не вой, писк не писк, а что-то страшное, резанувшее по нервам, словно пилой.

«Инфразвук», – мелькнула мысль, прежде чем я успел подхватить автомат, едва не выпавший у меня из мгновенно вспотевших рук. Помимо этого у меня моментально заложило уши, жутко заболели глаза, и темный, панический ужас начал стремительно подниматься от солнечного сплетения, заполняя меня вязкой чернотой, словно пустой сосуд. Во всяком случае, ощущение было именно такое. Еще немного, и я, бросив оружие, побегу куда глаза глядят…

«Понизит воздействие до семи герц – и ты сдохнешь. Уже понижает…» – пришла вялая мысль, основанная на курсе по звуковому оружию, что я прошел в какой-то из двух своих жизней, о которых помнил теперь все досконально. Какая-то из них настоящая, какая-то – чужие наложенные воспоминания. Впрочем, какая разница… Сейчас не думать надо. Сейчас нужно совсем другое.

И я закричал. Заорал в ответ, раздирая рот в диком вопле, во всю мощь своих легких, глуша вой инфернальной твари, выворачивающий меня изнутри. Наверно, так ревели наши далекие предки, идя на пещерного медведя с копьем в руках, безумным криком глуша в себе первобытный ужас. Так и я орал, продолжая полосовать горячим свинцом плоть невиданной твари.

И она сдалась. Дернулась напоследок, хлестнула в мою сторону щупальцем, не достала – и нырнула обратно в землю, как прячется в свою нору раненный и напуганный моллюск. Теперь понятно, почему от домов остались одни головешки. Может, сами жители подожгли их, надеясь поджарить этот кошмар, вылезший однажды из-под земли посреди деревни. А, может, какой-то вооруженный отряд прошелся по зараженному селу из огнеметов. Второе, кстати, вероятнее – уж больно тотальным было пожарище, даже земля сплошь черная, будто ее жгли наравне с домами. Но – не помогло. Чудовище не погибло, лишь спряталось поглубже, чтобы в удобный момент снова вылезти на охоту…

Мои размышления прервала резкая боль в плече, будто его каленым железом прижгли. Я судорожно дернулся, скинул куртку…

Вот черт! В горячке битвы я не заметил, как кусок чужеродной плоти зацепился за мою камуфлу. И прожег его насквозь. Похоже, детская пятерня, полуоторванная пулей от щупальца. Когда же оно дернулось в последний раз, шмат отравленного мяса оторвался от основания и, прикипев к камуфляжу, прожег его насквозь.

– Твою дивизию, – прошипел я, хватая флягу с водой. Только подновился в красном Поле Смерти, от шрамов избавился – и на тебе, новый. Судя по тому, как оно болит не по-детски, похоже, третья степень обеспечена, с некрозом кожи и прочими прелестями. И выход только один…

В общем, плеснул я водой на ожог, потом быстро вскрыл маленький тюбик с содой, что был в аптечке, и, высыпав его прямо на рану, снова залил сверху водой.

Зашипело, запузырилось. Боль стала просто адской, но что делать? Нейтрализовать действие неведомой кислоты как-то надо, вот и делаем, что умеем. Теперь промедол подкожно из той же аптечки, чтоб от боли не вырубиться, двойную дозу антибиотика, снова водой сверху, смыть образовавшуюся черную гадость – и быстрей к мотоциклу, пока проклятое щупальце снова из земли не вылезло.

Завести байк и выехать из опасной зоны, за границу деревни, получилось без проблем. Перевязку я сделал только отъехав километра два от места происшествия. Блин, какой только пакости не встретишь на зараженных землях… Кстати, интересно – остались ли вообще после той войны на планете незараженные земли?

Вопрос риторический. Пока что в этом мире я таких не встречал. Правда, здесь, вдали от крупных городов, по которым наиболее интенсивно долбили ракеты противника, можно встретить и чистую воду, и даже зеленую траву без мертвенно-серого оттенка. И ключи с родниками встречаются гораздо чаще, чем в постъядерной Москве или Питере. Природа восстанавливается потихоньку, и есть надежда, что со временем планета возродится вновь. Главное, чтобы к тому времени люди не восстановили смертоносные технологии, и не стали вновь выяснять, у кого ядерные грибы получаются выше и развесистее.

Перевязав ожог, я вскрыл банку консервов и с ножа наелся тушенки, восстановленной в красном Поле Смерти. Есть что-то в этом, с ножа консерву заточить. Кто не пробовал, объяснять бесполезно. Вкуснее это однозначно, не знаю почему, но факт. Главное не пробовать тому, кто ножом владеть не умеет – можно увлечься и пасть располосовать так, что потом по жизни ухмыляться будешь как известный литературный герой Виктора Гюго.

В общем, закусил я, и погнал по шоссе, добротно укрепленному крыш-травой. Даже непонятно, чего больше в нем было – асфальта, или травы, пронизавшей дорогу насквозь. Эдакая сетка серо-зеленая получилась. И красиво, и жутковато немного, будто по гигантской змее едешь, уходящей за горизонт. Впрочем, это жуть так, подсознательная, на которую особо внимания и не обращаешь. На то он и постапокалипсис, чтоб быть жутким, давить тебя постоянно мрачной безысходностью…

Особенно это заметно вне населенных пунктов, когда один мчишься по дороге, отмечая на обочинах покосившиеся дорожные знаки с названиями деревень и деревушек, от которых лишь одни названия и остались. За двести лет заросли травой и бурьяном места, где некогда стояли вдоль дороги бревенчатые домишки. Сожрали жилища людей гниль да древесные паразиты, а болотистая земля поглотила без остатка то, что осталось. Лишь на стальных столбах, словно таблички на могилах, все еще ржавели указатели, на которых порой можно было различить надписи: «Большое Опочивалово», «Трегубово», «Спасская полисть»…