коммерческих республиках принадлежала купеческому патрициату — аристократии чистогана, и этим олигархам доставалась львиная доля доходов от заморской торговли. В Генуе в XIII—XIV вв. у кормила правления стояли торговые дома Дориа, Фьески, Спинола, Палла-вичини, Ломеллино, Негро. В их цепких руках находились органы городского управления, флот, верфи, таможни; они были распорядителями генуэзского банка “Каза ди Сан-Джорджо”, консулами в заморских колониях, послами при европейских дворах, они командовали боевыми флотилиями и караванами торговых судов. Генуэзец Синибальдо Фьески под именем Иннокентия IV одиннадцать лет правил христианской Европой на благо своему родному городу; Оттобоно Фьески стал папой Адрианом V. Генуэзский патрициат поставлял папской курии кардиналов, архиепископов, епископов, магистров и приоров духовных орденов, отпрыски генуэзских знатных фамилий занимали видные посты в папской камере, финансовом департаменте наместников святого Петра[32].

Такая же картина была в Венеции, где патрицианские дома Дандоло, Морозини, Мочениго, Контарини, Зено, Соранцо распоряжались в Большом и Малом Советах республики, посылали флотилии в заморские земли, управляли венецианскими колониями и опорными базами и наряду со своими соперниками-генуэзцами поставляли Риму церковных деятелей, тесно связанных с олигархией города святого Марка.

В Генуе и Венеции в XII—XIII вв. возникли новые, великолепно приспособленные к практике международной торговли формы организации коммерческих предприятий. Это были своего рода акционерные компании, в которых на определенных условиях участвовали лица, финансирующие торговую экспедицию, и непосредственные ее участники. Stans — “остающийся” компаньон — вносил две трети капитала, tractator — “деятель”, уходящий в плавание, вкладывал в предприятие треть капитала, но получал несколько большую долю при дележе выручки. Такие компании (в Генуе они назывались коммендой, в Венеции — коллеганцей) порой насчитывали десятки участников, причем свои паи могли продавать, как это делают в наши дни держатели акций. Банки — “Каза ди Сан-Джорджо” в Генуе и “Монте” в Венеции — под соответствующие проценты давали этим компаниям ссуды[33].

Наряду с итальянскими торговыми городами в экспансии на Восток активное участие приняли францисканский и доминиканский ордена, действия которых направляла всесильная католическая церковь.

Миссии францисканского и доминиканского орденов на Востоке. Юлиан, Плано Карпини, Бенедикт из Польши, Лонжюмо, Сен Кантен, Асцелин, Рубрук... О них не раз упоминалось в предыдущем разделе, причем всегда к именам этих деятелей добавлялась ссылка на их принадлежность либо к францисканскому, либо к доминиканскому ордену. Уже одно это обстоятельство наводит на мысль, что у того и у другого ордена с восточными землями связывались определенные интересы и что оба они располагали отличной агентурой, к услугам которой охотно прибегали лапы и короли. Но во времена Плано Карпини и Рубрука миссионерская и прочая деятельность обоих орденов на Востоке только-только начала разворачиваться; своего зенита она достигла 50—70 лет спустя.

Все же именно эти ордена взяли на себя все функции, связанные с разведкой, дипломатическими переговорами и распространением “истинной веры” в странах Востока. “Старые” ордена никакой роли в подготовке католической экспансии в эти страны не играли. Даже тамплиеры и иоанниты, которые имели огромный опыт общения с сарацинами и схизматиками, не принимали участия в большой игре, первые партии которой разыграны были Плано Карпини и Лонжюмо в Каракоруме и в закавказской ставке Байджу-нойона.

Объясняется это “прежде всего тем, что францисканский и доминиканский ордена были созданы римской церковью применительно к тем новым задачам, которые возникли перед ней в начале бурного и тревожного XIII века. И быстро растущие города и деревня, которая все больше и больше втягивалась в процесс товарно-денежных отношений, стали ареной острых социальных конфликтов. Их следствием были великие народные движения, и протест против засилья духовных и светских феодалов отливался в форму ересей.

В то же время церковь — этот крупнейший феодал и крепостник в Европе — в начале XIII в. при лапах Иннокентии III (1198—1216), Гонории III (1216—1227) и Григории IX (1227—1241) прилагала все силы для дальнейшего расширения сферы своего влияния и господства. С этой целью Рим должен был вести борьбу со светскими государями, которым никаких выгод усиление папской власти не сулило, и одновременно с наибольшей эффективностью приводить в действие колоссальный церковный аппарат, который надо было постоянно контролировать и наставлять.

Францисканский и доминиканский ордена, полностью подчиненные папе и приспособленные для активной борьбы с ересями и выполнения любых заданий папской курии, созданы были в то время, когда Рим испытывал необходимость в конгрегациях такого рода.

Доминиканский орден с самого начала целиком отвечал нуждам курии. Его основатель, фанатичный и жестокий кастильский клирик Доминик де Гусман (1170—1221), обладал качествами незаурядного организатора. В 1218 г., через два года после учреждения ордена, он стал главным духовным цензором курии и на этом посту проявил себя как догматик и враг всякого вольномыслия: в 1220 г. был принят разработанный им суровый орденский устав. Ради главной цели — искоренения ересей и распространения “истинной веры” — члены нового ордена обязаны были отрешиться от всех мирских благ и личной собственности.

Иначе обстояло дело с францисканским орденом. Его создатель Франциск Ассизский (1182—1226) был человеком необыкновенного обаяния. Пламенный мечтатель, наделенный отзывчивой и чистой душой, он искренне верил, что язвы земного мира исцелятся, если все будут свято соблюдать евангельские заветы. В Ассизи, своем родном селении, затерянном в Абруццких горах, он долгие годы проповедовал отречение от мирских соблазнов, призывая своих земляков к миру, дружбе и братству. Сын богатого торговца сукном, он жил в совершеннейшей нищете; бедность была для Франциска символом евангельской свободы. Целенаправленный аскетизм Доминика, его отказ от земных благ ради полного подчинения сугубо земной церкви, был совершенно чужд Франциску. Его община была вольным содружеством искателей высшей правды.

Идеи, воодушевлявшие Франциска, для церкви были опаснее чумы, ведь его понятие бедности выходило за евангельские рамки. Оно было прямым отрицанием богатства, прежде всего богатства церкви, сатанинского Детища, созданного на погибель людского рода.

В проповедях Франциска эти мотивы совершенно отсутствовали. Путь к опасению он видел в самосовершенстве и самоочищении и добровольном отказе от имущества и денег, искренне полагая, что волки, коли до них донесется его боговдохновенное слово, станут кроткими агнцами и откажутся от своих богатств.

Папа Иннокентий III был волком не простым, а матерым. Абсолютное господство церкви, всевластной, вооруженной до зубов, беспощадной ко всем, кто оспаривает ее право распоряжаться судьбами народов и царств, — таково было кредо этого политика, наделенного железной волей и гибким умом. Ему нельзя отказать в даре циничной прозорливости. Проповедь евангельской бедности в сочетании с евангельским же смирением могла принести Риму не меньшую пользу, чем кровавые походы против аквитанских и ломбардских еретиков. Конечно, при том